Я комкаю бумажку. Она может быть от кого угодно.
«Конечно же, я не могу», – хочется мне кричать.
Я делаю вдох.
«Временно, – напоминаю себе. Смотрю на удаляющиеся спины Беас и Элизы. – Для меня временно».
И только для меня.
Остаток недели коридоры в школе остаются пугающе тихими. Везде атмосфера внезапного поражения: в физкультурном зале, когда я кидаю звезды, пока дома вместе с миссис Клиффтон отбираю металлолом для военных нужд. Уилл уходит с коробкой инструментов в руке, бормоча о том, что нашел что-то, требующее починки. В четверг, через неделю после Дня Исчезновений, Беас вертится на стуле рядом со мной на практическом занятии, и я бросаю беглый взгляд на ее колено. Впервые за все время на нем нет никакой чернильной надписи.
Все больше тишины, повсюду.
– Думаешь, Клиффтоны не станут возражать, если я приду с тобой домой? – спрашивает Джордж, когда мы собираем книги. – У меня есть кое-какие идеи для вариантов музыки, которые я хотел бы обсудить с доктором Клиффтоном.
– Я уверена, все будет нормально, – отвечаю я. Колеблюсь. – Беас, хочешь тоже пойти?
– Нет, спасибо, – говорит она и, соскальзывая со стула, идет к двери.
Машины миссис Клиффтон нет там, где она обычно стоит, вдоль изгиба боковой дорожки. Мои мышцы ноют от тупой боли после вчерашней тренировки по звездам. Мне так больно, что едва могу надеть пальто. Я оглядываю пустеющую лужайку.
– Ты Майлза не видишь?
– Ш-ш-ш, – предупреждающе шепчет Джордж. Теперь я тоже слышу: издевательский голос мальчика, невидимого для нас. Он доносится из сада.
– Может, несколько твоих зубов тоже решат проблему с этим новым Исчезновением, – угрожает голос, и за этим следует звук потасовки. Я бросаю сумку на землю и принимаюсь бежать, сердце стучит в ярости и страхе, пальцы сжимаются в кулаки, когда заворачиваю за угол.
Но Элиза успевает раньше. Она выбегает из боковой двери физкультурного зала и первой добирается до наших братьев. Хватает своего за локоть и оттаскивает его. Когда он оборачивается, я его узнаю: видела на Ярмарке урожая.
– Ай, – он хнычет, и я останавливаюсь.
– Уолт, – говорит Элиза голосом, от которого мог бы зачахнуть камень, – он
Она резко отпускает его руку.
– Ты
Она отворачивается и, когда замечает, что я стою рядом, одаривает меня таким пристальным взглядом, который мог бы растопить траву. Но я благодарна ей за то, что она защитила Майлза, даже если она это сделала самым оскорбительным способом, и задаюсь смутным вопросом: а не признала ли она сейчас, что видит во мне равную?
Она уходит, бросая Уолту через плечо:
– И тебе повезет, если я не наябедничаю на тебя маме за то, что ты такая маленькая свинья.
Уолт, пыхтя, следует за ней, сердито смотрит по очереди на каждого, пинает пыль в воздух, та взвивается клубами вокруг нас и оседает на моих зубах.
Джордж стряхивает ее со своей школьной сумки.
– Он задира, – бормочет он.
Майлз и не пытается прикрыться от облака пыли. Он наклоняется, чтобы рассмотреть камни на земле у его ног, и пыль собирается в его волосах.
Он не захотел бы, чтобы я тряслась из-за него. Поэтому я просто стою на безопасном расстоянии.
– Все нормально? – спрашиваю и, когда он кивает, засовываю руки в карманы пальто. Наконец из-за поворота подъезжает миссис Клиффтон.
– Простите! – кричит она нам, опуская стекло. – Я застряла на телефонном разговоре и никак не могла его закончить даже ценой
Джордж либо не понимает, либо ему все равно.
– Может Джордж прийти позаниматься с нами? – спрашиваю я миссис Клиффтон.
– Только если он согласится остаться и на ужин.
– Спасибо, – говорит Джордж. Он понижает голос, когда мы идем к машине. – Кто бы мог подумать, что сегодня рыцарем в сияющих доспехах будет Элиза? – он внимательно смотрит на Майлза, будто пытаясь понять, действительно ли он вышел из этой ситуации целым и невредимым.
Майлз кажется таким маленьким и невинным, когда забирается на переднее сиденье, не проронив ни слова. Но мне хорошо известно, что значат его сжатые челюсти, когда он прищурясь смотрит в окно и трет камешки между пальцев, пока они не станут гладкими.
Я знаю своего брата и думаю, что они все его недооценили.
Дома мы с Джорджем раскладываем книги на кухонном столе рядом с теплом печи. Женевьева втирает радугу специй в курицу, которую готовит, заменяет стеклянные емкости для запекания картошки и фасоли на противни с хлебом, который только что испекла на ужин. Она цокает языком и суетится, как курица-наседка, жалуясь, что мы ей мешаем и болтаем больше, чем две старые женщины, но продолжает подкладывать нам на тарелки печенье и сэндвичи.
– Думаешь, с Беас все будет хорошо? – спрашиваю Джорджа, собирая в линию крошки на своей тарелке.