Исчезнут, как птицы

Долго бы ещё он так стоял посередине улицы, подчиняясь праздной случайности, если бы не чья-то ладонь, слегка приобнявшая его сзади, и сказанное почти в самое ухо: «Привет!» Он успел подумать: «О господи, очередной знакомый!» Обернулся и увидел: холод-ное окно, обледенелая лестница, а по ней знакомая фигура, стряхивая снег, поднимается к двери. Сразу узнал, передёрнув плечами, в бородатом, длинном парне в черно-белом свитере, с подвижным, худым лицом своего зимнего «друга», бывшего собеседника в обеденный перерыв. Почему-то зуб заныл, слабо так, тонкой ниткой протягивая боль с левого верхнего ряда через всю щёку.

– Сторожишь? – поинтересовался неожиданно встреченный «друг».

– Кого? – удивился Гостев; он ещё не мог до конца сообразить эту встречу, ему мешал снег.

– Вот эту штуку.

– А… – понял Гостев, скосив глаза в сторону обмотанного красным полотнищем древка, и разжал пальцы; как это он про него забыл?

– Да вот надо сдать, – пояснил он.

– А я в гости спешу. Совсем сегодня замотался. Туда зовут, сюда… Такая вот жизнь…

«Жизнь», – зацепился Гостев и словно сбоку откуда-то выхватив, не своим голосом спросил:

– Ну как она?

– Да ничего, нормально, – ответил «друг». – А у тебя?

– Тоже, – сказал совершенно пустой Гостев, только сейчас он ощутил в себе неуютную пустоту, и ещё зубная боль тихонько сучила пряжу.

В глазах «друга» было веселье, хороший тонус. С такими глазами легко было задавать вопросы, слегка приобняв собеседника ладонью.

– Работаешь там же?

«Богатая мимика», – вспомнил Гостев.

– Куда деваться…

– Надо искать.

«Богатые возможности».

Гостев не спросил, что же он для себя нашёл.

– Я слышал, там, где-то рядом с тобой Лариса Медникова работает?

– Да… А откуда ты знаешь?

– Слышал.

Они помолчали.

«Зуб и ещё что-то».

– Ну ты вообще, как?

«Осторожно спросил, с надеждой, только вот на что?» Гостев вздохнул – тогда был снег, было холодно, были ожидаемые разговоры в привычном месте, что было, то было, а теперь, или вообще, или всё же сегодня только, в этот день им не о чем говорить, и это было странно для обоих. Хотя… Это всё же как снег на голову, без подготовки. А как же: «Ба! Сколько лет, сколько зим!» – и руки раскинуть навстречу радостной улыбке? Нет, не выходит. Не выйдет. И Гостев сказал:

– Да. Послушай, хотел тебя спросить: у тебя об Англии восемнадцатого века ничего нет почитать?

– Об Англии?

– Да.

– Восемнадцатого века?

– Ну да.

– Не знаю… Посмотреть надо. Кажется, об искусстве что-то…

– Вот-вот, мне это пригодится.

– Для чего?

– Для чего… – повторил Гостев. – Кабы я знал, для чего… Да нет, – спохватился он, – конечно же знаю для чего. Ты об Августине Гильермо Рохасе ничего не слышал?

– Нет, – признался удивлённый «друг». – А что?

– Писатель такой, южноамериканский. «Девонширская изменница». Роман.

– Ты читаешь книги с такими названиями?

– Читаю. Очень занимательная книга.

– Правда?

– Конечно, правда, – твердо сказал Гостев и сжал древко транспаранта. Весёлых глаз у «друга» не было. Были какие-то другие, но какие – Гостев не стал над этим думать, вспомнил, что ему нужно сдать эту… как её?.. символику, атрибутику.

– Ну ладно, мне пора.

– Уже идёшь? – обрадовался «друг».

– Ага, – сказал Гостев.

– Ты позвони как-нибудь. Встретимся. Поподробнее поговорим. «Конечно, – подумал Гостев и облизнул сухие губы. Почему-то одному ему было жарко, даже в рубашке. Вот свитер черно-белый, а те, на трибуне, дождя ждали в плащах и шляпах. Где же дождь? И ещё он подумал, что оказался не готов к весне, словно в берлоге какой-то лежит его душа, и никак не распрямится она, не сбросит старые покровы, чтобы стать им лицом к лицу и говорить, говорить, как прежде… Но они уже спиной друг к другу. А спины не разговаривают – спины расходятся в противоположные стороны. Снег растаял…