Когда мы с Синтией сюда приехали, я изо всех сил старался не путаться под ногами. Договорился, что меня на целый день освободят от занятий в школе. Мой директор и давний друг Ролли Кэрратерз понимал, насколько важно для нас с Синтией участие в этом шоу, поэтому договорился с другим учителем, чтобы тот провел мои уроки английского языка и литературного творчества. Синтия на день отпросилась у Памелы, в магазине одежды которой она работала. По дороге мы завезли нашу восьмилетнюю дочь Грейс в школу. Грейс наверняка было бы интересно посмотреть, как работает съемочная группа, но знакомство с данным процессом не должно было стать частью личной трагедии ее матери.
В доме сейчас жила пожилая пара, переехавшая сюда лет десять назад из Хартфорда, поближе к своей яхте, стоящей в гавани Милфорда. Продюсеры заплатили им зато, чтобы они на день убрались из дома и телевизионщики смогли бы там свободно разгуляться. Команда принялась убирать отвлекающие внимание безделушки и личные фотографии со стен, стараясь, чтобы дом выглядел если и не совсем как во времена Синтии, то по крайней мере похоже.
Прежде чем отправиться в однодневное плавание, владельцы сказали несколько слов в камеру, стоя на лужайке перед домом.
Синтия, которая наблюдала за происходящим из-за телевизионной машины, крикнула:
– Простите? Вы что хотите этим сказать?
Человек из команды повернулся и шикнул на нее. Но не на ту напал.
– Не смейте на меня шикать, мать твою, – заявила она и снова крикнула: – Что вы имеете в виду?
Мужчина изумленно повернулся. По-видимому, он представления не имел, что человек, о котором говорил, здесь присутствует. Продюсер взяла Синтию за локоть и аккуратно, но решительно завела за машину.
– Это что за дерьмо? – спросила Синтия. – Этот тип хочет сказать, будто я имею какое-то отношение к исчезновению моей семьи? Я столько лет терпела это…
– Не беспокойтесь о нем. – мягко произнесла продюсер.
– Вы же говорили, что все это делается, чтобы помочь мне! – возмутилась Синтия. – Помочь мне узнать, что случилось с моей семьей. Только поэтому я согласилась. Вы собираетесь показать его по телевизору? Что подумают люди, когда это услышат?
– Не волнуйтесь, – снова успокоила продюсер. – Мы не станем это использовать.
Наверное, в тот момент они испугались, что Синтия повернется и уйдет, прежде чем они успеют снять ее, поэтому хором принялись уверять, утешать, обещать, что едва эти кадры появятся на экране, наверняка кто-то располагающий хоть какой-то информацией их увидит. «Такое случается сплошь и рядом, – уверяли они. – Мы помогаем полиции распутать давно закрытые дела по всей стране!»
Как только им удалось убедить Синтию в своих благородных намерениях, а старых пердунов, живущих в доме, быстренько увезли, съемка продолжилась.
Я прошел за двумя операторами внутрь и ждал в сторонке, пока они устанавливали камеры, чтобы в разных ракурсах запечатлеть страх и смятение на лице Синтии при входе в дом. Я полагал, что на телевидении пленку отредактируют, может, смажут изображение, выкопают из своих запасников какие-нибудь штучки, чтобы привнести дополнительный драматический накал в событие, которое четверть века назад и так нашли бы достаточно драматичным.
Они провели Синтию наверх, в ее бывшую спальню. Им хотелось снять, как она туда заходит, но Синтии пришлось делать это дважды. В первый раз оператор ждал ее в комнате при закрытой двери. Второй раз они снимали ее из холла. Камера заглядывала ей через плечо, когда она входила в спальню. Когда эти кадры появились на экране, стало ясно, что они использовали какие-то особые линзы, чтобы картинка выглядела пострашнее.
Пауле Мэллой, начинавшей свою карьеру с прогнозов погоды, подправили макияж и уложили обесцвеченные волосы. Затем к их с Синтией юбкам прикрепили маленькие микрофоны, провода от которых бежали вверх под блузками, до самого воротника. Паула потерлась плечом о плечо Синтии, словно они старые подруги, вспоминающие прошлое, причем, увы, не хорошее, а плохое.
Когда они вошли в кухню под жужжание камер, Паула спросила:
– О чем вы тогда думали? – (Синтия шла как во сне.) – Вы все еще не слышали ни звука, не обнаружили брата на втором этаже, спустились сюда, в кухню, но и здесь тоже не было признаков жизни.