Я отказался от попытки втолковать все это своей девушке, и она вышла замуж за серый фланелевый костюм. Каждый раз, когда я беру в руки удочку или охотничье ружье, я радуюсь за нее.
Госпиталь был больше, чем можно было ожидать, потому что он обслуживал большую часть графства. Это было старое здание, к которому пристроили два новых крыла, и располагалось оно на вершине Козьего Холма. Я нашел дока Келлендера в его кабинете. Там был и Босерт, местный врач, молодой парень, который, по старинному выражению, знал больше, чем осел может снести вниз по холму.
Сегодня он выглядел так, словно не был уверен в собственных знаниях.
— Вчера, — сказал док, — одна из дочерей Тейта принесла сюда своего малыша. Меня не было, я уезжал в Пайнкрат, чтобы проверить кое-какие анализы. Но я видел его раньше. Это замечательный ребенок, настоящий красавец.
— Он преждевременно развит, — нервно сказал Джим Босерт, — очень скороспелый для своего возраста. И физически тоже. У него прекрасная координация движений и мускулатура. А цвет волос…
— Какой же? — спросил я.
— Странный. Не знаю. Я заметил это, а потом забыл. Когда его принесли, ребенок выглядел так, словно его пропустили через мясорубку. Мать сказала, что другие дети напали на него и избили. Он болел несколько дней, и она решила принести его сюда. Ей и самой-то не больше девятнадцати. Я сделал несколько рентгеновских снимков.
Босерт взял со стола пару пленок и показал мне.
— Я сам не мог поверить им и решил подождать Келлендера.
Я рассматривал снимки. На них отчетливо белели контуры маленького, хрупкого Костяка и смутные пятна внутренних органов. Мне пришлось приглядеться к ним, прежде чем я начал понимать, что здесь есть нечто своеобразное: похоже, слишком мало ребер, сочленения выглядели необычно даже для моих непрофессиональных глаз, а органы были безнадежно перепутаны.
— Кое-какие внутренние органы, — сказал док, — нам вообще непонятны. Мы таких никогда не видели.
— Однако ребенок выглядит нормальным, да к тому же он настоящий красавец, — сказал Босерт. — И вот что замечательно; от побоев, которые он получил, у него должны были остаться серьезные повреждения, но он был просто болен. По-видимому, тело его гибко и прочно, как стальная пружина.
Я положил снимки на стол.
— Разве у вас нет достаточно полной литературы об аномалиях?
— Есть, — отозвался док. — Двойные сердца, вывернутые желудки, лишние руки, ноги, головы, всевозможные искривления и вариации — все как вам будет угодно, но такого — нет.
Он наклонился и постучал пальцем по снимкам.
— Это не искажение, не аномалия. Это просто другое. И это еще не все.
Он протянул мне слайд, сделанный с помощью микроскопа.
— Это только кровь, Хэнк. Джим пытался определить ее группу. Я тоже. Ничего не получилось. Такой группы не существует.
Я смотрел на них. Лица обоих врачей покраснели, глаза блестели, а сами они дрожали от возбуждения.
Внезапно их волнение передалось и мне.
— Минутку, — произнес я. — Не хотите ли вы сказать…
— Это нам кое-что даст, — перебил меня док Келлендер.
В его глазах светилась мечта.
Я увидел десятифутового Келлендера на пьедестале из медицинских журналов. Я увидел его, вещающего с огромной университетской кафедры, а внизу — затаившую дыхание аудиторию. Те же мечты мелькали и в глазах Босерта.
У меня тоже была своя мечта: «Ньюжейл Ньюс», чье название не сходит с уст миллионов читателей. Перед моими глазами возник некий Хэнк Темпл, скромно, но с достоинством кланяющийся комиссии, которая собралась, чтобы вручить ему пуллитцеровскую премию по журналистике.
— Колоссально! — тихо сказал Босерт. — Мальчик не просто необычный, он — нечто новое, новая порода, вид. Один тип крови…
Кое-что занимало и меня, и я прервал его:
— Послушайте, а вы уверены, что не ошиблись? Как может кровь ребенка так отличаться от материнской?
Я подыскивал подходящее слово.
— Это несовместимость. Он просто не смог бы родиться.
— Тем не менее, — спокойно ответствовал док Келлендер, — он родился. И это при том, что крови такого типа просто не существует. Мы проверили и так, и этак, вместе и порознь. Уж позволь нам отвечать за свои слова, Хэнк. Кровь мальчика явно должна совмещаться с материнской. Возможно, это улучшенная группа 0 универсальной совместимости. Это единственное, что мы можем сейчас сказать.
Он поднял снимки и еще раз вгляделся в них. В глазах его застыл молитвенный экстаз. Я закурил вторую сигарету.
Теперь руки дрожали и у меня.
— Хорошо, — сказал я. — С чего начнем?
Фургон дома с надписью «Медицинская служба графства» на борту фыркал на поворотах крутой пыльной улицы. Джим Босерт остался в госпитале, а я сел рядом с доком, потея от нетерпения. Дорога поднималась вверх, огибая гребень Танкхеннок.
Направо от нас толстые темные деревья поднимались вверх, налево толстые темные деревья спускались вниз. Олений Рог нависал на севере, как занавес, прикрывающий небо.
— Нам надо быть осторожными, — сказал док. — Я хорошо знаю здешний народ. Если им взбредет в голову, что мы пытаемся что-то вытянуть из них, то мальчишки нам не видать, как своих ушей.