Исчезнувшая сестра [litres]

– Только настолько, насколько ты захочешь сама, – ответила она, и ее интонация меня несколько успокоила.

Валя думала договориться с Тамарой, чтобы та работала вместо меня в «Дубраве» в мои домашние дни. Но такой выход из положения меня не обрадовал. Валя и Тамара учились в одной группе, они были чуть ли не подругами, и мне стало тревожно от мысли, что эта однокурсница потеснит меня, отчего мои отношения с Валей изменятся.

Присутствие и живое общение много значат. Если я буду работать с Валей три дня, а Тамара два, то мы скоро станем для нее равнозначными партнерами, особенно если Тамара в свои два дня проявит больше интереса к работе, чем я в свои три.

Как бы то ни было, такой расклад неизбежно повлиял бы на мое положение в «Дубраве». Другое дело, если Тамара будет там лишь один день, а я четыре. И я сказала Вале, что могу довольствоваться одним домашним днем, как это было раньше. Только пусть им опять будет среда. Несмотря на то что этот день недели, как оказалось, был для Тамары неудобен, Валя все же смогла с ней договориться так, как я ее попросила.

И вот теперь я должна была сообщить Вале, что я долгое время не смогу быть в нашем трио второй скрипкой. И возможно, уже никогда ею не буду, потому что у меня опять меняются жизненные обстоятельства. Мне было перед ней очень неловко.

* * *

Все получилось лучше, чем я думала. Услышав мою новость, Валя обрадовалась:

– Ну наконец-то!

А потом спросила:

– Что вы с Киром решили? Будете теперь съезжаться?

– Это сложный вопрос, – сказала я. – И у меня, и у Кира мало места для троих.

– Но у тебя же есть еще мамина квартира. Насколько я знаю, там найдется место и вам, и ребенку.

– Это только если не вернется Элеонора. Она ведь там прописана.

– А она вернется?

– Понятия не имею. Со всем этим еще надо будет разобраться.

И мы с Валей перешли к деловой части.

Она опять во всем шла мне навстречу, а если я слишком много брала на себя, деликатно мне об этом говорила. В результате было решено, что Валя сегодня же позвонит Тамаре и предложит ей новый договор. А я буду впредь работать в «Дубраве» только два дня. Домашних дней у меня станет тогда три.

20

Уже скоро меня стало тошнить целыми днями. Я хандрила, и всем со мной стало трудно. Валя меня тихо терпела. Теперь она в проблемных ситуациях опиралась на Тамару, и это меня вполне устраивало. Когда тошнит, не хочется никого видеть и ни с кем разговаривать. Валя это понимала. С Киром все было сложнее.

Кир чувствовал себя обязанным чаще оставаться у меня, чем было прежде. Когда он бывал у меня, то всегда предлагал мне что-то делать. Но если меня изматывала тошнота, я воспринимала его предложения как натиск и принуждение. Мне хотелось уединиться и лежать в постели. А когда я чувствовала себя лучше, то мне, как правило, нечего было рассказать.

Кир сначала терпел мою вспыльчивость, но уже скоро она стала его раздражать. Особенно когда тошнота уже перестала меня мучить, а я все равно раз за разом впадала в хандру. Наши разговоры все чаще становились нервными. Кир как мог сдерживался, но я чувствовала, что еще немного, и мы уже по-настоящему столкнемся лбами. В начале июня, когда он завел разговор о детской, это и произошло.

В конце этого месяца истекал срок принятия наследства, и, поскольку от Элеоноры по-прежнему ничего не было слышно, квартира нашей матери переходила мне. Осенью в этой квартире должна была поселиться Василиска. Мы с Киром уже знали, что у нас родится дочка, и выбрали ей это имя. А также решили отремонтировать комнату Ольги Марковны и переделать ее в детскую. Уже давно было пора с этим начать, и Кир был прав, когда заговорил со мной о своем плане ремонтных работ. Но мне снова нездоровилось, и я на него сорвалась.

– Ты уже никогда не будешь владеть собой? – спросил он меня.

– Да, никогда! – зло выкрикнула я. А потом разразилась рыданиями. Моя беременность проходила все еще тяжело, и это был приступ отчаяния.

– Ну прости, – сказал он. И глаза у него были такими грустными, что у меня после приступа рыданий еще долго тихо текли слезы. Я оплакивала то, что со мной стало.

Я действительно больше не владела собой. Ведь если бы я собой владела, то не допустила бы свои срывы и грустные глаза человека, который был для меня самым дорогим. Но даже если бы это был не Кир, а кто-то другой, отсутствие самообладания – позор.