Исчезнувшая стихия

     'Сти ня' - уже настойчивее. Я завертела головой, но никого не увидела. Что за мать твою? - 'Сти ня, сти ня, сти ня, сти ня, сти ня'! - со всех сторон. Детский, неразборчивый, истерический.

     - Кто ты?

     'Ты' - ответило мне эхо. И я начала ржать, до истерики, до боли во всем теле, пока хватило воздуха. Лучше бы Станису действительно меня убить.

   Когда рассвело, я сидела все там же у стены и пересчитывала в ней камни, кажется, уже по пятому кругу. Голос продолжал звать, что-то просить, практически умолять, но мне надоело обращать на него внимание. Не замечать собственное безумие оказалось легче, чем я думала. Никогда не предполагала, что сойду с ума. Забавное ощущение, словно спишь наяву. Интересно, что будет, когда замок с клетки вообще слетит? Скрип уже другой, настоящей двери заставил посмотреть в ту сторону. В проеме стояло четверо: двое незнакомых мужиков, Станис и молчун, который приносил мне еду и воду первый раз. В их руках были какие-то мешки. Что-то шевелилось внутри. Я напряглась, подобралась, впилась ногтями в ладони.

     - Ты всегда их терпеть не могла, - сказал бывший посол, стоя позади всех. - На мой взгляд, абсолютно незаслуженно. - Он кивнул и мужики, вытряхнули содержимое мешков на пол. Я закричала, так, как никогда до этого. Кричала и не могла отвести глаз. Кричала и не могла вдохнуть. Серые, коричневые, черные, огромные. Я слышала стук их коготков даже сквозь собственный вопль, их писк, смотрела на их хвосты и подрагивающие усы. Смотрела в их кукольные мертвые глазки. Целое полчище голодных тварей, целое пищащее войско. Любители мертвечины и новорожденных младенцев. Они чувствовали мою кровь, мой страх, мою беспомощность. Не понимая, что делаю, я обмотала запястья цепями, я пробовала подтянуться снова и снова, оторвать ноги от пола, но лишь содрала кожу. Не хватило сил продержаться в воздухе даже какой-то мизерный вдох. Они кишели под ногами, словно гнилая вода. Они тыкались своими мордами в мои босые ступни, вставали на задние лапы, цеплялись за обрывки платья, они копошились, они верещали, они царапались. Не хочу, я не хочу вспоминать. Я не хочу.

     Но перед глазами сами собой вставали картинки из прошлого. Умирающий отец, дикий холод, запах мочи, крови и страха. И боль, затягивающая, забирающая последние силы, ломающая.

   Не хочу.

   Я схватила первую попавшуюся крысу и начала сжимать, пока под пальцами не хрустнули кости, пока она не перестала трепыхаться, пока ее маленькие челюсти не разжались, выпустив кожу запястья.

     'Сти ня'!

     - Я жива, - ответила я непонятно кому, - я еще жива.

     Я отшвырнула мертвую тушку и схватила следующую тварь. Тельце приземлилось в противоположном углу, зверьки, что были ближе, окружили труп. Клацанье, хруст, писк, они залазили друг на друга, дрались, пищали, и отрывали куски мяса от убитой мной крысы.

     - Я жива, - еще одно мертвое животное полетело в тот же угол, - жива, жива, жива. Еще одна и еще и еще. Сколько их тут?

     - Жива, жива, жива, - бормотание, слившееся в стон. Их так много. Сломать шею и выкинуть, сломать шею и выкинуть, сломать шею и выкинуть. А потом зазвенели цепи, утягивая меня вниз, и я упала, обдирая колени об острые холодные камни пола, и не смогла подняться, и услышала смех Станиса, и поняла, какую ошибку совершила. Раздразненные запахом крови, клочками мяса, которые им достались, моим страхом, они кинулись на меня. Мой поводок натянулся настолько сильно, что меня протащило вперед, и руки прижались к кольцу в полу.

     - Сними с меня наручники мудак! И мы с тобой поговорим! - ни звука в ответ, только противный писк. Они карабкались по рукам, ногам, их мелкие зубки впивались в тело, когти оставляли глубокие царапины.

     Я пробовала сбрасывать их с себя, переворачивалась на спину, стряхивала, как могла. Опять, опять и опять. Бесконечно, по кругу. Невыносимая жара сменилась таким же холодом. Я видела облачка пара, вырывающегося изо рта, меня начало трясти, выворачивать кости от непонятной боли, а одуревшее ошалевшее сердце неистово билось в измученном теле. Перед глазами все поплыло.

     - Жива, - прошептала я, - еще жива, - почему-то важно было это повторять, важно знать.

     'Усти еня'!

     - Чего ты хочешь? - из последних сил. Укусы слились в один.

     'Усти меня'! - больно, холодно.

     - Я не понимаю! - срывая голос. Жива, еще жива. А они все пищат, пищат, так противно. Так громко. - 'Пусти меня!' - в первый раз так отчетливо.

     Я хочу жить. Святые яйца, я действительно хочу жить! И я сорвала замок с изрядно покореженной клетки, закрывая глаза.

     'Ну, наконец-то', - раздался тот же голос, только уже тише. Прекратились укусы, прошел холод, куда-то делись вообще все ощущения, все звуки, металл ошейника перестал сдавливать кожу, а сквозь веки пробивался слабый свет. Лишь боль вгрызалась в душу. Жива. Или нет?

     Я с трудом открыла глаза. Напротив стояла девочка. Смутно знакомая маленькая девочка, она смотрела на меня глазами полными слез и той же боли, что сейчас мучила меня. А я и забыла. Девочка держала в руках цветок дня и едва улыбалась. А вокруг лежали дохлые крысы.