Карташов шел, раскачиваясь из стороны в сторону, и папа бил высоко в голову, потому что Карташов был хорошо закрыт. Когда они сближались, папа всякий раз пускал в ход левую или сильно бил навстречу справа. После одной из атак у Карташова потек нос, нижняя часть лица была вся в крови, да только остановить его было совершенно невозможно.
Скорей бы раунд кончился, подумал я.
Они сошлись в ближнем бою, и Карташов стал бить по корпусу. Я видел, как локти его стали двигаться, и удары, казалось, входят в папу. Папа попробовал связать его, только это было всё равно, что остановить шатун у паровоза. Карташов послал левый в голову, папа нырнул и вырвался, хватая ртом воздух, и ударил его правой с дистанции; рефери остановил бой, вынул платок и вытер Карташову лицо, потом выбросил платок за канаты и сказал:
– Бокс!
Публика ревела не переставая. Я увидел в первом ряду шофера такси, рот у него был открыт, и я вдруг почувствовал, что в животе у меня стало пусто и холодно, а Карташов, раскачиваясь, шел на папу, и я подумал, что они все были бы просто в восторге, если бы папа упал, да только папа не падал, и я знал, что он не упадет, и он бил Карташова так, что перчатки накрывали лицо, – рефери метался возле них, и я подумал, что этому конца не будет, когда ударил гонг.
Папа сел, положив перчатки на канаты, дядя Витя выскочил на ринг и стал обмахивать папу полотенцем, потом смочил губку, сунул ему за майку, туда где сердце, и снова взялся за полотенце. Он что-то говорил, а папа сидел, запрокинув голову, и Карташов сидел так же, а его секундант крутил полотенце, оттянув ему резинку на трусах, а потом вытер кровь с лица, и я подумал, что Карташову сейчас тоже не сладко.
– Спорный раунд, – сказал мужчина, сидевший рядом со мной. – Только бы Саша не устал.
– Папа не устанет, – сказал я. – Он побьет его, вот увидите.
– Ну и бой! – сказал мужчина.
В громкоговорителях послышался шорох, объявили, что Сергей Карташов двадцати пяти лет, чемпион Центрального совета «Спартак», чемпион Украины этого года, но я не расслышал, сколько у него проведено боев, потому что всё тонуло в шуме публики.
Ударил гонг, и стало тихо.
– Ну и бой! – сказал мужчина.
Дядя Витя забрал табурет, и папа потянулся за капой.
В тишине было слышно, как рефери сказал дяде Вите:
– Задерживаете, секундант!
И папа медленно вышел в центр ринга.
– Внимательней, Сережа! – крикнул секундант Карташова из угла.
– Бокс! – сказал рефери.
Карташов пошел, чуть опустив левую, папа шагнул в сторону и ударил через руку, они сшиблись в центре ринга, потому что Карташов хотел ударить сильно, как только мог, и промахнулся. Рефери развел их и сделал папе замечание, что он, ныряя, низко пошел головой. Они сошлись снова, а когда разошлись, я увидел, что у папы разбито лицо и полоска капы стала красная, и все кругом кричали, и в этом крике было что-то страшное; они снова двинулись друг на друга, и папа бил сбоку, ныряя после каждого удара, а Карташов старался защищаться, но удары доставали его. Он оказался у канатов, папа пробил по нему с дистанции. Карташов подался назад, оттягивая канаты, пропустил удар мимо себя и ударил справа по корпусу. Папа упал.
– Папа! – крикнул я и бросился к рингу.
Тяжелая рука сгребла меня за шиворот и усадила на скамью.
– Спокойно, пацан! – услышал я, как через вату. Мне показалось, что рев в зале становится всё громче, а потом будто я совсем оглох, и вдруг я понял, что в зале очень тихо, и только отчетливо слышен голос рефери:
– Три!.. Четыре!.. Пять!..
Папа стоял на колене, опираясь перчаткой о пол ринга. Лица его не было видно, и Карташов стоял спиной в дальнем углу.
В зале было очень тихо, и Карташов словно застыл в углу. И я подумал, что они добились своего: вот папа стоит на колене, и я не вижу его лица, так почему они не кричат теперь, когда для этого самое время, вот теперь им полагается кричать и топать ногами, и вдруг почувствовал, что лицо у меня мокрое и меня всего трясет, и понял, что плачу, а тяжелая рука гладит меня по спине, и кто-то, сидящий рядом, шепчет мне на ухо:
– Успокойся, пацан! Это же просто нокдаун!
А потом папа встал.
Он поднялся толчком, когда рефери сказал «семь!», прошелся вдоль канатов, а когда рефери сказал «восемь!», повернулся, и у него было такое лицо, какого я в жизни не видел. Он стоял у канатов и ждал, пока Карташов пойдет на него.
Рефери придержал Карташова, папа потер перчатки о грудь, показывая, что готов, а рефери смотрел на папу. Потом сказал:
– Бокс! – и отступил в сторону.
Карташов, примериваясь, пошел на папу.
Когда он подходил, папа поднял перчатки. Карташов качнулся и ударил его слева раз, а потом еще раз, и папа закрылся. Потом нырнул, и, ворвавшись в ближний бой, связал Карташова, не давая ударить, они разошлись, и папа пошел по рингу, опустив руки, совсем открытый, и секундант крикнул Карташову из угла:
– Осторожно, Сережа!