Исчезнувшие

И вряд ли что-нибудь произойдёт».

Оттого, что ничего уже не произойдёт, хотелось плакать, но Наталья улыбалась, выслушивала поздравления и думала: «Скорей бы это всё кончилось».

Голубева пришла к такому же выводу, обидевшись за «ангорского козла». Подарок был царский, свитер она долго искала по бутикам, и долго торговалась, и ей было стыдно: собранных денег не хватало на «вот этот», а другой Лера брать не хотела. И повторяла упрямо: «Вот этот». В конце концов ей уступили, из бутика она вышла с тяжелым сердцем и с «вот этим» свитером. А на привале все издевались – над свитером, а значит, и над ней. Не то купила. Сами бы покупали.

Наталье она хотела подарить танец, даже юбку принесла и балетки, и наплевать что зима, не в комбинезоне же лыжном танцевать? Не в ботинках же? А теперь передумала, сидела нахохлившись, ковыряла ложечкой праздничный торт.

Надя, которая пекла этот торт полночи, обиделась: все едят, а она сидит с таким видом, словно перед ней не суфле, а кусок поролона. Откуда Наде было знать, что Лера обиделась за свитер, который Наталья убрала в рюкзак, а могла бы надеть, не сгорел бы, дрова сухие, искр нет совсем. Не к лицу седло корове, мстительно думала Лера.

Юля и Люба боялись за гитары: мороз усилился, у костра-то ничего, тепло, а нам их обратно нести, четыре километра и в вагоне холодно. И мальчишек не узнать, в поезде ехали весёлые, а сейчас умученные сидят. На лыжах с нами не поехали, отчего устали, непонятно. А Ваське с Надькой смешно, рот до ушей, хоть завязочки пришей.

Гордеев видел, что в группе творится что-то не то, и озвучил новость, которую приберегал под конец:

– Мне из Клуба звонили, обратно зовут, вторым руководителем к Зинчуку. Он старый стал, Саша Зинчук. Болеет часто, вот и задумался о дублёре. Он зимой не ходит, так что весной, сказали, приходи на комиссию, восстановим, хватит по лесам партизанить. И найдём мы тебе, Наталья, жениха. Я тебя с другом познакомлю, – оптимистично закончил Гордеев. Пошутил.

Все радовались и поздравляли Гордеева. Наталья делала вид, что тоже радуется. Приедет домой и наплачется вдосталь. Гордеев, её Гордеев, которым она гордилась и в которого была немножко влюблена, собирался её с кем-то знакомить. Его внимание, улыбки, разговоры – из жалости. Потому что она одна. Ну и что? Лерка Голубева тоже одна, а к ней попробуй подойди.

Ей не нужны женихи, ей Валерки хватило, на всю жизнь. Валерка оказался предателем, двое других оказались альфонсами, четвёртый оказался женатым, семейным, разводиться не собирался, так и сказал. Хоть бы обманул… но он её не обманывал, в отличие от двоих предыдущих. А Гордеев оказался сводником.

Обида воткнулась в сердце ржавым гвоздём, на который наступил когда-то Васька, и Наталья испугалась, что у него начнётся столбняк. Столбняк Васька изобразил мастерски. Разинул рот, в который кто-то сунул кусок колбасы. Было весело. Ногу смазали йодом, и она зажила. А сердце йодом не вылечишь. Наталье уже не хотелось за Гордеева замуж, и ни за кого не хотелось.

«А если есть там с тобою кто-то, не стану долго мучиться. Люблю тебя я до поворота, а дальше как получится!» – грянули Любины-Юлины мальчики, и Наталья вздрогнула.

Незамысловатые желания

У Гордеева был друг, начальник отделения дороги, тот самый, у которого Гордеев был замом. Вдовец, дети выросли, пенсия, как сейчас говорят, достойная. Гордеев показал ему походные фотографии – где они переходили по бревну ручей. Наталью Михаил заприметил сразу:

– А это кто, на бревне? Лицо такое странное.

– Не странное, а испуганное. Она боялась очень, бревно-то узкое. Вон, видишь, ей с другого конца руку протягивают, без руки три шага осталось сделать, этот момент я и запечатлел, для потомков.

– А у неё… потомки?

– Да нет у неё никого, – рассмеялся Гордеев. – Старая дева.

– Старая дева это романтично. Она не старая. И красивая, и коса у неё красивая.

– И коса, и характер ровный, и хозяйка умелая, на привале суп сварит, стол накроет любо-дорого. А ты чего расспрашивать взялся? Жениться собрался? На Наташке?

Гордеев безуспешно пытался вытащить друга в поход, но тот проявил упорство:

– Я вам всю обедню испорчу, ныть буду, отставать буду, и твоя Наталья на мне поставит крест. Ба-а-альшой такой. Я лыжи в руках не держал.

– Я тоже. Кто же их в руках держит? На них катаются.

– Уговорил. Как снег растает, приду в твой поход. С Натальей знакомиться. Красивая девка… даже с перепуганным лицом.

На том и порешили. О том, что творится в лесу, когда там только-только растаял снег, Гордеев другу рассказывать не стал.

* * *

День рождения, казалось, никогда не кончится. Ели, пили, пели… Все песни на одну тему. «Приходи ко мне, Глафира, я намаялся один». Без неё, Натальи, никто не мается, даже мама. Квартиру они разменяли, мама осталась в Москве, а Наташа переехала в Синеозеро, в крошечную однушку, где ей никто не скажет «по пловцу корыто». На работу ездить далеко, зато спокойно. Зато никто не скажет…

Домой она звонила редко, приезжала ещё реже. Зачем? Красить батареи?