Мы оставили эту болезненную тему, и я больше никогда ее не поднимала. Но, несмотря на все горести, обычно Йосси пребывал в приподнятом настроении. Я объясняла это его верой и начала понимать: существует Бог или нет, но для Йосси он точно есть. Даже при самых жутких жизненных обстоятельствах Йосси находил надежду и утешение в религии. Я уважала его набожность, но сама на подобное была неспособна.
К концу лета население гетто значительно возросло – здесь уже жили много тысяч человек, и не только из Хшанува, но и из окрестных деревушек. Наша основная инфраструктура не могла выдержать наплыва такого количества народу. Даже простая прогулка по гетто убеждала, что теснота – основное оружие старухи с косой. И урожай смерти был очевиден. Изначально, еще до того, как были построены газовые камеры и крематории, фашисты стремились довести людей до полного истощения. Недоедание, паразиты, болезни и отсутствие медицинского ухода каждый день забирали десятки человек. А зимой люди просто замерзали.
Что бы мы ни делали, условия жизни оставались антисанитарными. Здания в гетто были очень старыми, и лишь в немногих был водопровод. Общественные туалеты – обычные уличные уборные – не были рассчитаны на тысячи жителей. Там царили инфекции, с которыми шла постоянная борьба, но все равно каждый день поступали сообщения о новых и новых смертях.
Однажды вечером в начале сентября, возвращаясь с работы, я встретила Каролину. Она несла бумажный пакет.
– У нас будет чудесный ужин, – похвасталась она. – В этом волшебном пакете у меня утка, козий сыр, хлеб и масло. Ты можешь в это поверить?
– Ты шутишь? Нас же могут арестовать! Где ты все это взяла?
Он пожала плечами:
– Продала мамину брошку.
Мне стало грустно.
– Как жалко! Ты должна была сохранить ее.
Каролина улыбнулась:
– Она никогда мне не нравилась, я считала ее ужасной. За нее удалось получить еду, и давай не будем лукавить: еда намного лучше, чем какая-то брошка.
Мы засмеялись.
– Это правда!
– Давай устроим пир на свежем воздухе, – предложила Каролина. Вечер стоял теплый, и до заката оставалась еще пара часов. На углу гетто располагался маленький треугольный парк, там даже была скамейка.
– Сперва мне нужно проведать Йосси. Мы можем угостить его кусочком утки?
– Конечно. Здесь хватит на троих, – ответила Каролина. – Разумеется, мы поделимся с Йосси. Может, он даже захочет с нами на пикник.
Мы остановились у дома. Я бегом спустилась по лестнице и обнаружили Йосси, который лежал, свернувшись калачиком, с зажатой в руках Библией. Я остановилась как вкопанная. Он обмарался. Я наклонилась, чтобы его разбудить, и поняла, что Йосси умер. Я опустилась на пол, не в силах пошевелиться, парализованная отчаянием. Йосси был добрым человеком, который в жизни и мухи не обидел, который принес в мою жизнь надежду. Его смерть не укладывалась в голове.
Через несколько минут в подвал спустилась Каролина.
– Эй, две копуши, вы всю ночь намерены тут просидеть? – И тут она поняла, что произошло. – Нужно сообщить в юденрат.
– Я должна обмыть его, Каролина. Не могу допустить, чтобы его видели в таком виде.
– Его подготовят к захоронению. Они ежедневно с этим сталкиваются.
– Не могу. Он не должен так выглядеть. Он был образованным человеком. Хорошим человеком. Я должна его обмыть.
Каролина кивнула.
– Ты, конечно же, права. Я принесу воды.
Мы обмыли и одели Йосси, уложили снова на матрас и скрестили ему руки на груди поверх Библии. Потом пошли домой к пану Капинскому. Он обнял меня и поблагодарил за то, что я заботилась о старике.
– Уверен, что благодаря тебе он достойно и легко прожил последние дни. Он часто говорил мне об этом. Я пришлю людей забрать тело.
– Вы пойдете со мной в синагогу, прочтете кадиш? – негромко спросила я.
Капинский удивленно приподнял брови.
– А разве не ты уверяла, что молитвы – это пустая трата времени и сил? Разве не ты смеялась над миньяном и говорила: «Кто вас слушает?»
– Это не ради меня, – ответила я. – Ради Йосси.
Пан Капинский улыбнулся:
– Может быть, и так – а может быть, и нет.
Он собрал в синагоге людей – мужчины расположились на первом этаже, женщины на балконе, – и мы восславили имя Господа в память о Йосси.
Лена замолчала и посмотрела на Кэтрин.
– Вам не кажется это странным? Первое, что пришло в голову: мой долг прочесть кадиш ради Йосси.
– Кто я такая, чтобы судить?
– Я имею в виду: объединиться с другими жертвами нацистского насилия в молитвах, которые восхваляют Господа в подобных безбожных обстоятельствах, – это вопиюще парадоксально. Но мне кажется, что Йосси настоял бы на том, чтобы я поступила именно так. Он повел бы меня за руку читать кадиш. Поэтому я так и поступила.