– Ты ленивая, тупая корова! На двух из шинелей разошлись стежки. Ты что, слепая? Как ты могла принести рваные шинели для моих солдат?!
Он выбросил меня за дверь и, толкая в спину, провел через гостиную. Эльза, скрестив ноги, с довольной улыбкой сидела на диване, потягивая коктейль. Я не сводила глаз с ее запястья, а точнее – с плетеного золотого браслета. Отец подарил его маме на десятую годовщину свадьбы. Полковник с силой толкнул меня в спину.
– Ступай назад и скажи, чтобы просматривали эти чертовы шинели, прежде чем отправлять! – орал он. – Я уже устал от их некомпетентности!
Он швырнул мне две шинели и вытолкал в прихожую. Я ударилась о дверь. Должна признаться, было больно, и я расплакалась – даже притворяться не пришлось. Я покинула дом, потирая ушибленный локоть.
Я положила шинели в тележку и, расплывшись в улыбке от уха до уха, повезла ее назад.
«Я сделала это! – мысленно ликовала я. – Я доставила свое первое донесение. Я, черт побери, настоящая польская разведчица!»
Не уверена, что получилось по-ирландски, но на углу улицы Костюшко я остановила тележку и станцевала джигу.
Я не могла дождаться, когда же вернусь в Цех и расскажу все Давиду.
У Лиама зазвонил сотовый телефон.
– Прошу прощения, я должен ответить на звонок. Вернусь через несколько минут. Еще раз извините.
Он вышел из конференц-зала и закрыл за собой дверь.
– Значит, вы вернулись в Цех и обо всем рассказали Давиду? – уточнила Кэтрин.
Лена так и засияла от воспоминаний.
– Я так гордилась собой! И хотела, чтобы Давид тоже мною гордился. Он ждал меня, и я видела, что он не шутку разнервничался. Я понимала, что он, конечно же, беспокоится об успешной передаче донесения, но втайне надеялась, что дело не только в этом. И я не ошиблась. По выражению его лица я видела, что он волновался обо мне, о том, чтобы я вернулась назад целой и невредимой. Уже давно перевалило за полночь. Он отвел меня в свой кабинет и закрыл дверь.
– Я отнесла бумаги, – похвасталась я. Меня распирало от радости. – Передала их Мюллеру. Я сделала это, Давид. Я сделала это! – Я даже подпрыгнула. – Я сделала это!
Он прижал палец к губам.
– Тсс… – Но потом улыбнулся и подхватил меня на руки. – Я не сомневался, – сказал он, – я знал, что ты сможешь.
Ту ночь я провела с Давидом. Она была просто изумительной.
Кэтрин улыбнулась и кивнула:
– Отлично. Потрясающий вечер!
– Да уж!
– Когда вы в следующий раз понесли донесение?
– Передавать отчеты из Освенцима было невероятно трудно, они приходили нерегулярно, без предупреждения. Давид обходил Цех, делал вид, что останавливается у моего рабочего места, чтобы проверить работу, наклонялся и говорил:
– Сегодня вечером у нас доставка.
Это означало, что я должна прийти к одиннадцати часам, на ночную смену. Туфли ждали меня в его кабинете.
Вторая передача донесения произошла через пару недель. Без сучка и задоринки. Когда я постучала в дверь, полковник Мюллер был дома и открыл мне. Эльзу я даже не видела, весь процесс передачи длился не более пяти минут. Я вернулась с одной шинелью, предположительно бракованной, что давало мне предлог войти в Цех после полуночи и провести ночь в кабинете Давида. Как обычно, Давид с тревогой ждал меня.
– Каким он был? – спросила Кэтрин.
– Добрым, нежным, но сильным, как Гибралтар. Постоянно погруженным в свои мысли. Однажды ночью мы лежали в ожидании рассвета. Давид, сцепив руки за головой, смотрел в потолок. Я спросила, о чем он думает.
– О том, что, когда все это закончится, какой тогда будет наша Польша?
– Если еще что-то от Польши останется.
– Никогда не говори так, Лена. Не верь в это даже на минуту. Потому что тогда нацисты победят. Они завоюют твой разум. И ты сдашься. Ты должна сопротивляться каждой мыслью. Мы никогда, ни на секунду, не должны верить, что битва проиграна. – Он смотрел на меня своими невероятно голубыми глазами. – Они никогда не выиграют. Я гарантирую. Нацистская Германия падет. Сгорит в огне. И такие люди, как мы с тобой, этому способствуют.
Глава двадцать первая
С самого утра, когда Кэтрин села за письменный стол готовить черновик меморандума, который собиралась представить судье Петерсону, раздался звонок.
– Кэт, ты велела мне переводить все твои звонки на себя, но на второй линии Уолтер Дженкинс.
Кэтрин потерла лоб:
– Уолтер Дженкинс? Он сказал, почему звонит?
– Нет.
– Хорошо, я отвечу. Соединяй. – Она взяла телефонную трубку. – Доброе утро, Уолтер. Чем обязана такой чести?
– Говорят, тебе нужен адвокат. – Кэтрин услышала, как собеседник засмеялся.
– Может быть. Откуда ты узнал?
– Черт, Кэтрин, об этом знают все в суде! Петерсон намерен показать тебе, кто здесь главный.
– Ерунда, тебе Лиам сказал.
– Быть может.
– Значит, ты позвонил, чтобы позлорадствовать…
– Нет, черт побери, я звоню, чтобы предложить представлять тебя в суде. Хочу быть твоим адвокатом.
– Спасибо, но я не могу себе позволить нанять выдающегося Уолтера Дженкинса или любого другого высокооплачиваемого адвоката.