Внутри дом выглядел таким же искорёженным. Сажа покрывала опалённые огнём балки, которые каким-то чудом ещё поддерживали верхний этаж. Везде лежала грязь – таким толстым слоем, словно мы были не в доме, а на улице. Над камином висела испорченная картина в сломанной раме – какой-то пейзаж, теперь плохо различимый из-за потёкших масляных красок и смятого холста.
Доктор Парретт… Бедный безумный доктор Парретт, чья семья погибла в пламени прошлым летом! Он всё ещё жил здесь, вместе с призраком своего погибшего сына Джеймса.
Молли, казалось, вовсе не тревожил этот дом. Она с восхищением оглядывала руины, ещё не понимая, что всё это значит на самом деле. В голову пришла непрошеная мысль, от которой холод пробрал меня до костей: может быть, дух Джеймса до сих пор пребывает где-то здесь?..
– Мой сын спит, – прошептал доктор Парретт. – А завтра ему надо учиться. Так что не бузите всю ночь.
Он добродушно погрозил мне пальцем.
– Не будем, – сказал я, борясь с желанием осенить себя крестом.
– Можете переночевать в задней комнате, с Джеймсом.
Доктор снял с крюка фонарь и отвёл нас в маленькую комнату без двери. В углу стояла кровать с соломенным матрасом. Солома была свежей, и, в отличие от других частей дома, здесь не оказалось грязи. Всё прочее сильно обгорело. Обрывки высохшей дамасской кожи свисали с искорёженной стены. Изголовье кровати было обуглено и сломано. Одна ножка исчезла, её заменяла пара кирпичей. На кровати лежала вымазанная сажей подушка, а рядом с ней – обтрёпанная шерстяная кукла, изображающая рыцаря с единственным глазом-пуговицей.
– Дайте знать, если вам что-нибудь понадобится, – сказал доктор Парретт.
Он улыбнулся и ушёл. Молли тут же потянулась за куклой. Она уселась на пол, и вскоре они с рыцарем уже оживлённо обсуждали, куда делся его конь.
Моё избитое тело по-прежнему терзал холод: мысль о том, что я в комнате Джеймса, не давала мне покоя. Но был ли Джеймс призраком или нет – мало-помалу я справился с собой и медленно опустился на соломенный тюфяк. Моя спина взвыла, потом застонала. Я улёгся и принялся считать свои раны.
Щека опухла от удара кулака Мартина. Кожа на плече – там, где я проехался им по булыжникам, – была покрыта струпьями и пульсировала от боли. Болел и палец, разрезанный флаконом в кабинете Освина, но, по крайней мере, кровотечение прекратилось. Всю руку покрывала засохшая кровь, словно я был учеником мясника.
Порез на пальце был не самой болезненной из ран – в этом плане приз достался спине, – но наиболее опасной. Сустав покраснел и распух. Если не принять меры, в скором времени начнётся загноение, и в тело проникнет яд. К счастью, пояс учителя по-прежнему был при мне. Я нанёс на палец мазь алоэ из одного флакона и покрыл его паутиной, извлечённой из другого. Полоска ткани, оторванная от подола рубашки, превратилась в повязку.
Приведя в порядок палец, я попросил Молли взглянуть на мою спину. Она рассматривала её долго и серьезно, словно настоящий врач. Хотя спина болела так, словно я сломал себе хребет, я не заметил повреждений, за исключением ярко-красного треугольника – отметины, оставленной углом стола. Участок покрасневшей кожи вокруг него был размером с дыню. Мне отчаянно хотелось выпить ведро макового чая, но за мной охотились культ Архангела и лорд Эшкомб, и я предпочитал, чтобы голова оставалась ясной. Я вытащил флакон с ивовой корой и проглотил половину, кривясь от горечи. Теперь всё, что оставалось – лежать и терпеть боль.
Том пришёл на закате, держа в руке сумку из дерюги и кожаный мешочек. На лице багровел кровоподтёк – след от кулака отца. Молли поднялась с пола и, сжимая в руках рыцаря, кинулась к брату.
– Я нашла его! – гордо сказала она, указав на меня.
Я сел.
– Ты молодец, – ответил Том, откинув с глаз сестры её непослушные кудряшки. – А сейчас беги домой. Не говори отцу и маме, где ты была.
– Без тебя знаю.
Молли протянула мне рыцаря и обняла меня. Спина снова застонала, но я старался не обращать на неё внимания.
Девочка ушла, и я обернулся к Тому.
– Прости. С тобой всё в порядке?
Том пожал плечами.
– От отца доставалось и похлеще.
Меня больше беспокоил лорд Эшкомб.
– Он вернётся за тобой? Я видел, что они нашли мой кубик…
– Лорду Эшкомбу плевать на кубик. Вот, держи.
Том протянул мне сумку. Внутри лежали несколько булочек в сахарной глазури. Просто, увидев их, я снова ощутил себя человеком. Том увидел, как я вздрогнул, привалившись к разломанному изголовью.
– Что с тобой стряслось?
Жуя булку, я с набитым ртом поведал ему о гильдии и о том, как Мартин, Уот и Слон устроили мне ловушку, обманом заставив сэра Эдварда и Освина уйти. Я думал, что Том будет потрясен, но, казалось, история не произвела на него никакого впечатления. Я рассказал ему и о своём открытии.
– У Исаака есть ключ к росписи в склепе.
– О? – Похоже, Том не слишком заинтересовался. Он жестом обвёл обугленную спальню Джеймса. – Прости. Это было единственное место, которое пришло мне в голову. Я решил, что здесь тебя искать никто не станет.
Я положил шерстяного рыцаря Джеймса на кровать.
– И я тебе очень благодарен. Спасибо.