Исчезнувший фрегат

— Если вас пугает гроза в Андах, то как же вы себя поведете, когда мы отправимся к паковым льдам с подгоняющим нас в спину антарктическим шквальным ветром?

Секунду он очень пристально на меня смотрел.

— Подумайте об этом, приятель.

Потом, широко улыбаясь, он добавил более дружелюбным тоном:

— В экспедициях вроде той, к которой мы готовимся, нет места малодушию.

Он взялся за рычаг переключения передач, и мы медленно поехали с моста.

Сна не было теперь ни в одном глазу, и я, откинувшись на спинку, проклинал этого человека за то, что он так язвительно меня устыдил. Но у меня по крайней мере хватило ума промолчать, и уже вскоре у нас появилась возможность съехать с железнодорожных путей и вернуться на дорогу. Это была грунтовка, но, несмотря на лужи, ехать по ней было хорошо. Как будто по ней прошел грейдер, перед тем как на Анды пролились дожди с Амазонки.

— Прошлой ночью два индейца приехали на пикапе из Чилете.

Я ничего на это не сказал, хотя, судя по его тону, он ожидал от меня какого-то ответа.

— Они доехали до железнодорожного переезда с той стороны туннеля, поговорили там с дежурным на станции и повернули назад. Это было до того, как размыло дорогу. Они рассказали, что в Чилете дела плохи, несколько домов уже смыло в реку.

Он обернулся ко мне, явно раздраженный моим молчанием:

— Ну скажите что-нибудь. Не сидите так, надувшись.

— Я устал, — сказал я. — И я не вижу никакого смысла в том, чтобы продолжать лезть в это дерьмо. — Я кивнул в сторону черной тучи, накрывшей всю долину, за исключением нижней части склонов гор. — Не говоря уже о грозе, мы не знаем, в каком состоянии дорога, насколько плохой она будет, когда мы доберемся до перевала.

— Дорога меня не беспокоит. А вот те двое — да.

Теперь мы поднимались в гору, по низу склона горы были разбросаны небольшие делянки рисовых посадок. Мы проехали Тембладеру — россыпь прижавшихся к склону горы домов.

— Они знают о нас, знают, на чем мы едем, и они велели смотрителю на том переезде сказать нам, что дорога на перевале свободна, что там все о’кей.

— Зачем?

Бессмысленность всего услышанного породила этот мой вопрос.

— Зачем им это все нужно? Откуда они узнали о нас?

— Из Лимы, по телефону от нашего друга. Они оба из Чимботе.

Это тот грязный, провонявший рыбьим жиром городок, где я сел за руль.

— Тем более, значит, нам следует повернуть назад.

Он хмыкнул.

— Тем более, значит, нам нужно ехать вперед. Хотел бы я немного поболтать с ними, — прибавил он. — Кое-что о них узнать. Возьмите пачку книг с заднего сиденья и распечатайте, пожалуйста. Нож в кармане моей куртки.

Это был нож-«выкидушка» с острым как бритва лезвием. Я разрезал картонную упаковку в том месте, где она была скреплена липкой лентой. Внутри оказалось три толстых тома Марка Твена, перевязанных золотой тесьмой, и визитка «Librería Universal», на которой зелеными чернилами было написано «primero edición»[92].

— Как вообще это попало в Перу?

Он глянул на меня искоса, улыбаясь.

— Я же вам говорил, что во время поездок есть смысл своей профессией указывать букинистику.

— Первые издания Марка Твена! Они, должно быть, немало стоят там, в Америке.

Но что он собирался делать с ними в этой полунищей стране?

— Разрежьте тесьму и разъедините их. Это не совсем то, чем может показаться на первый взгляд.

Мне не пришлось их разъединять. Как только я разрезал ленту, нижний том упал мне на колени. Его внутренняя часть представляла собой пластмассовую форму, в которой, тускло блестя металлом, плотно лежал пистолет. Чтобы отделить верхний том от среднего, пришлось приложить усилие. В нем содержались три запасные обоймы, а кроме того, очень легкая пластиковая подмышечная кобура. Уорд глянул в зеркало заднего вида, потом посмотрел назад, обернувшись, и наконец остановился посреди дороги.

— Вам придется мне помочь.

Он вылез из машины, оставив двигатель включенным. Я продолжал сидеть с ошарашенным видом, не двигаясь. Он уже снимал куртку.

— Эй, ну вы пошевеливайтесь, дружище. А тут сыро, однако.

Оставшись в одной рубахе, он наклонился и посмотрел на меня.

— Ну, давайте, черт возьми, вылезайте!

Я глянул на него, чувствуя, что уже дошел до крайней точки.

— Если вы хотите поиграть в казаки-разбойники, — сказал я, тщательно подбирая слова, — вам придется это делать без меня.

Протянув руку, он вырвал у меня маленький моток пластиковых ремешков, а я сидел и молча наблюдал, как он стал вставлять ремешки на свои места на компактной кобуре и пристраивать ее у себя под мышкой. Это не сразу у него получилось, но в конце концов он управился и протянул свой протез за пистолетом.

Мне бы следовало послать его к черту. Мне бы следовало швырнуть оружие в открытую дверь, чтобы оно полетело вниз по склону горы, на которую мы взбирались по дороге. Но я отдал его ему. Не знаю почему. Высоко в небе над нами загрохотал гром, на нас надвигались тучи, по долине тянулись клочья тумана.

Он снова надел куртку, и пистолет под ней был совершенно незаметен, даже когда он полез в машину и мы двинулись дальше вверх с мелькающими туда-сюда перед глазами «дворниками».

— Холодает.