Исчезнувший мир

Ногти мертвецов, корабль из ногтей мертвецов. С жены Мерсалта и его детей сняли ногти и принесли сюда. Мариан Мерсалт, мертвые дубли. Сколько еще других? На меня нахлынули мысли о числе смертей. Я как будто увидела гору, но потом вдруг поняла, что это лишь гребень волны.

Хильдекрюгер втолкнул меня в шлюз, в черный круг. Я перебралась через тени на корабль, но стоило шагнуть в него, как я поднялась в воздух, ноги оторвались от пола, тело закрутилось. Я стукнулась о потолок и оттолкнулась от него в полной невесомости. Я кружилась в свободном падении. Хильдекрюгер закрыл шлюз, мое тело, как тряпичная кукла, отрикошетило от потолка к стене и к полу, ничто не сдерживало мой полет, пока Хильдекрюгер меня не подхватил. Мы вместе поплыли дальше. В невесомости.

– Что происходит? – спросила я.

– Тише.

Мы находились рядом с машинным отделением, и вскоре я услышала двухтональное завывание аварийной тревоги.

– Это же ядерный реактор, – сказала я. – Что-то не так.

– Старший инженер пытался уничтожить корабль, но Байтак всех спас, – ответил Хильдекрюгер, его голос утонул в грохоте перестрелки. – Ну вот, – сказал он и втолкнул меня в люк, ведущий в машинное отделение, напичканное трубками и проводами. Помещение с серебристо-стальными стенами имело вогнутую форму ядерного реактора. Стоящий в отдельном отсеке Б-Л-двигатель окружали ускорители заряженных частиц. Он выглядел почти как посеребренное человеческое сердце.

Рядом с реактором парило человеческое тело, из пулевых отверстий в его животе выплескивались кровавые пузыри. Судя по нашивкам, это и был старший инженер, отвечающий за ядерный реактор и Б-Л-двигатель. Взгляд Хильдекрюгера стал совершенно безумным. Он сдернул со стены прикрепленный на липучку фонарик, и в тот же миг ядерный реактор застонал, а освещение погасло, и все вокруг погрузилось в полную тьму. По-прежнему завывала тревожная сирена, предупреждая о сбое в реакторе.

– Двигай, – рявкнул Хильдекрюгер, включая фонарик. – У нас мало времени. Байтак вернется, чтобы починить реактор, а потом появится Мерсалт, охранять проход. Мы же не хотим, чтобы он застал тебя здесь. Мы не хотим с ним драться, только не здесь.

– Скажи мне, что происходит, что это…

Но тут Хильдекрюгер меня ударил.

– Двигай, – повторил он и втолкнул меня в другой люк.

Мы плыли по коридорам, Хильдекрюгер освещал путь. Мы миновали кабинет инженеров – тесный закуток с письменным столом и шкафами у стен и на потолке. У инженеров была собственная кают-компания и переговорная со скамейкой вокруг небольшого стола. Мы пролетели мимо кабинета механика, лаборатории по обслуживанию реактора, отделения электриков и вскоре оказались в коридоре с иллюминаторами. Я выглянула в один из них, рассчитывая увидеть несущий лед ветер, бушующее пламя и пути вдоль деревьев, но вместо этого увидела звезды в бесконечной ночи.

– Где мы? Где мы? Что происходит?

Хильдекрюгер потащил меня дальше, но я приникла к иллюминатору и смотрела на корпус корабля. Прежде его покрывал слой льда, а теперь – корка кристаллов, ярко-белая и сверкающая, как будто корпус инкрустировали бриллиантами. На корме, у машинного зала, этот слой был толще, зазубренная поверхность излучала белое сияние.

– Почему это происходит?

Он стукнул меня по позвоночнику рукояткой ножа и сказал:

– Быстрее, скоро включится свет.

Он оторвал меня от иллюминатора в тот самый миг, когда тревожная сирена умолкла и снова включилось тусклое освещение. Я поняла, что мы направляемся к карцеру, и последовала за Хильдекрюгером, не в силах сопротивляться от смятения и потрясения, от страха. Мы приблизились к кабинету СУ ВМФ, все его стены были забрызганы кровью.

– Что случилось с агентами СУ ВМФ, которые были на борту? Где они?

– Они защищали командира, – ответил Хильдекрюгер.

Он открыл железную дверь карцера – на ТЕРНах карцер гораздо больше, чем на морских кораблях, потому что с самых первых полетов психиатры НАСА предупреждали – астронавт может сойти с ума в тесном пространстве. Здесь было восемь камер, поставленных одна на другую, как койки, каждая представляла собой железный ящик. Хильдекрюгер толкнул меня в пятую камеру. Я попыталась вырваться, и он меня ударил, из носа опять потекла кровь, изливаясь липким булькающим потоком, я не могла бороться с Хильдекрюгером. Он схватился за мой протез, поставил ботинок мне на грудь и дернул, ногу пронзила боль, пока я не дотянулась до нее и не отстегнула вакуумный замок.

– Не хочу, чтобы ты покончила с собой, – сказал Хильдекрюгер, – вдруг ты как-то навредишь себе этой штуковиной.

Он запер меня в камере и покинул карцер, оставив меня в полной темноте. Я парила, как зародыш, ничего не слыша и не видя, только молнией вспыхивала боль в раздробленном носу и на месте выбитых зубов. Вскоре в этой тишине я услышала звон в ушах и свист дыхания через переломанные носовые пазухи, услышала, как тихо капает на стены камеры кровь.

Потекли часы.