Лористан отдал ему тяжелое обнаженное оружие и выпрямился во весь рост.
— Повторяй за мной фразу за фразой, — приказал он.
И Марко стал ясно и четко повторять:
«— Этот меч в моей руке ради Самавии.
— Сердце бьется в моей груди — ради Самавии.
— Острота моего зрения, быстрота моей мысли, вся моя жизнь — ради Самавии.
— Я человек, который растет во имя Самавии.
— Хвала Господу!»
Лористан положил руку на плечо ребенка, а на его смуглом лице выразилась горделивая радость.
— С этого часа, — сказал он, — мы с тобой соратники. И Марко запомнил на всю жизнь, как произнес слова клятвы, и вспоминал их сейчас, стоя у проржавевшей железной решетки дома № 7 на Филиберт Плейс.
ЮНЫЕ ГРАЖДАНЕ МИРА
Марко уже бывал в Лондоне, но жил тогда не в доме на Филиберт Плейс. Он знал, что каждый раз, приезжая в маленький или большой город, он поселится в другом доме, в другом квартале и никогда не увидит людей, которых знал прежде. Связи с другими детьми, одетыми так же бедно, как он, были очень непрочны. Отец никогда не мешал ему заводить случайные знакомства. Он даже говорил сыну, что не возражает против таких знакомств и хочет, чтобы он не отдалялся от сверстников. Единственное, о чем Марко не должен рассказывать, так это о переездах из страны в страну.
Другие мальчики никогда не путешествовали, почему и не догадывались, как много Марко знает о других странах. Когда Марко бывал в России, он вел разговоры только о тамошних местах, событиях и обычаях. Бывая во Франции, Австрии или Англии, он должен был вести себя точно таким же образом. Когда он успел выучить английский, французский, немецкий, итальянский и русский, Марко понятия не имел. Ему казалось, что он рос, зная сразу все языки, так они быстро переезжали из страны в страну. Однако отец неуклонно следил за тем, чтобы произношение Марко и манера речи ничем не отличались от того, как говорят люди той страны, где они проживали в данное время.
— Ты не должен казаться иностранцем. Это просто необходимо, — твердил отец, — если ты живешь в Англии, ты не должен знать ни французского, ни немецкого, ни какого-либо другого языка.
Однажды, когда Марко было семь или восемь лет, один мальчик спросил, а чем занимается его отец.
— Мой папа плотник, и он интересуется, а какое ремесло у твоего?
Марко рассказал об этом Лористану и добавил:
— Я сказал, что ты не плотник. А мальчик спросил, тогда, значит, сапожник, а другой мальчик предположил, что ты, наверное, каменщик или портной, — и я не знал, что ответить.