— Дневное воскресное представление, — добавил Райм. — В точности как в Огайо три года назад.
Схватив «Моторолу», Селлитто стал вызывать полицейских, направленных им в цирк. Ответа не последовало. Нахмурившись, детектив позвонил с телефона Райма.
— Офицер Козловски слушает, — прозвучал мужской голос.
— Почему у вас не включена рация, офицер? — назвав себя, рявкнул Селлитто.
— Рация? Ну мы же не на дежурстве, лейтенант.
— Не на дежурстве? Да вас только что назначили на дежурство!
— Да нет же, нас отпустили.
— Кто отпустил?
— Полчаса назад пришел какой-то детектив и сказал, что мы больше здесь не нужны. Сказал, что до конца дня мы можем отдыхать. Я сейчас еду с семьей на Рокуэй-Бич. Я могу…
— Опишите его внешность.
— Лет пятьдесят. Борода, каштановые волосы.
— Куда он направился?
— Не знаю. Он подошел к машине, показал значок, и мы сразу уехали.
Селлитто в ярости нажал на рычаг.
— Началось… Боже, началось! Звони в Шестой, вызови оттуда взрывотехников! — крикнул он Сакс. После этого Селлитто позвонил в Центральную и направил к цирку группу захвата и пожарных.
Кадески бросился к двери.
— Я эвакуирую зрителей.
Белл сказал, что он уже звонит в «Скорую помощь», чтобы оттуда прислали ожоговые бригады.
— Нужно послать в парк побольше переодетых полицейских, — сказал Райм. — Как можно больше. Полагаю, Кудесник будет там.
— Там? — переспросил Селлитто.
— Чтобы понаблюдать за пожаром. Он будет поблизости. Я помню глаза Вейра, когда он смотрел на огонь в моей комнате. Нет, Вейр ни за что на свете не упустит этого.
Глава 30
Больше всего его волновал не сам пожар.
Стремительно преодолевая короткую дистанцию между квартирой Линкольна Райма и шапито «Сирк фантастик», Эдвард Кадески думал о том, что благодаря новым пожарным нормам и применяемым материалам даже в самом плохом цирке пожар будет распространяться относительно медленно. Нет, реальная опасность — это паника, когда тонны человеческих мускулов крушат все на своем пути. Сломанные кости, раздавленные легкие, удушье…
Если в цирке случается какое-то несчастье, то для спасения людей необходимо вывести их наружу до возникновения паники. По традиции, для того чтобы предупредить клоунов, акробатов и прочих работников цирка о начале пожара, инспектор манежа подает дирижеру оркестра незаметный сигнал, и музыканты начинают играть энергичный марш Джона Филиппа Соусы «Да здравствуют звезды и полосы!»[17]
. Работники цирка должны тогда занять свои посты и спокойно провести публику к заранее намеченным выходам (если, конечно, они еще не сбежали с тонущего корабля).За прошедшие годы эта процедура сменилась более эффективными мероприятиями по эвакуации зрителей, но что произойдет, если зажигательная бомба взорвется, разбрызгивая во все стороны пылающую жидкость?
Толпа тут же ринется к выходу, задавив насмерть не одну сотню людей.
Вбежав в палатку, Эдвард Кадески увидел две тысячи шестьсот человек, которые, сидя на своих местах, с нетерпением ожидали начала представления.
Шоу, которое
Ему вдруг вспомнилась волна обжигающего жара во время того пожара в Огайо. Зола, похожая на хлопья смертоносного серого снега. Чудовищный гул пламени, на глазах пожирающего его творение.
Существовало, правда, одно отличие — три года назад палатка была пуста. Сегодня же тысячи мужчин, женщин и детей могли оказаться в самом очаге сильнейшего пожара.
Его ассистентка, молодая брюнетка Кэтрин Танни, до того как попала к Кадески, сделала неплохую карьеру в системе диснеевских тематических парков. Заметив своего начальника, она сразу подошла к нему. Одно из достоинств Кэтрин состояло в том, что она каким-то образом угадывала его мысли.
— Что случилось? — шепотом спросила Кэтрин.
Кадески рассказал ей о том, что узнал от Линкольна Райма и полиции. Глаза Кэтрин мгновенно обшарили сооружение, выискивая бомбу и ее жертв.
— Что же мы должны делать? — спросила она.
С секунду подумав, Кадески отдал ей точные инструкции, после чего добавил:
— А потом ты уйдешь.
— Но вы-то останетесь? Почему вы…
— Приступай! — отчеканил он, но тут же сжал ее ладонь и уже более мягким тоном сказал: — Встретимся снаружи. Все будет хорошо.
Кадески чувствовал, что Кэтрин хочет обнять его. Но его взгляд предупредил, чтобы она не делала этого. Их было видно почти отовсюду, и Кадески опасался, как бы кто-то из публики не заподозрил, будто что-то не так.