Исэ моногатари

«Отчаявшись в любви,—
себя гублю я сам!
„Из-за себя“ — как червь,
живущий в водорослях, где
и жнет его рыбак». [61]

IX

57

В давние времена с легкомысленным сердцем в любовь играющий кавалер, построив дом себе в месте, называемом Нагаока, там поселился. В дворце там, по соседству, жили женщины — так, ничего себе…

Деревней было то, — и кавалер, жнецов послав на поле, стоял — смотрел. Тут женщины со словами: «То дело ли того, кто любит так в любовь играть?!»— гурьбой за ним в дом ворвались, а кавалер, бежав от них, во внутренних покоях дома скрылся. Тогда они: —

«В запустеньи…
увы, столько лет уж
жилище!
И вестей о себе,
кто здесь жил, — не дает».

Так сказали они и продолжали толпиться тут. Тогда кавалер:

«Да, увы, заросло
травой сорной жилище
в запустеньи это…
И вот на мгновенье
столпились демоны тут». [62]

Так проговорил он, а они ему опять: «А мы — подбирать колосья!» Тогда он:

«Когда я услышу —
отчаявшись в жизни, что вы
колосья собираете,
пойду и я, пожалуй,
с вами на поля!» [63]

58

В давние времена кавалер, что-то имея против столицы, задумал поселиться на «Горе Восточной» [64]и —

«Невмочь мне стало жить!
Пришла пора… отправлюсь
себе искать приюта
в селеньях гор,
где б мог себя сокрыть!»

Итак, он сильно занемог, был на краю смерти, но брызнули в лицо ему водою — жизнь вернулась…

«Поверх меня — роса
лежит… Что это? Брызги
с весла ладьи,
что перевозит
через реку небес?» [65]

Сказал, и жизнь к нему вернулась.

59

В давние времена жил кавалер. Он был занят придворной службой, и сердце его было неверное, отчего жена его обратилась к человеку, ей обещавшему: «Тебе я буду верен», и с ним в провинцию уехала. Кавалер этот отправился посланцем в храм Уса-Хатимана [66]и, услышав, что она теперь женой чиновника в одной провинции, на обязанности которого лежало принимать послов, ему сказал: «Заставь жену свою мне чарку подавать, — иначе пить не буду». Когда та чарку подала, он, взяв на закуску поданные померанцы, так сказал:

«Когда я вдыхаю
аромат померанцев,
ожидающих мая,—
чудится прежней подруги
рукавов этот запах…» [67]

Так сказал он, — и она, все вспомнив, стала монахиней и удалилась в горы.

60

В давние времена кавалер дошел до Цукуси [68]и, услыша, как за занавесью говорят: [69]«О, он любит любовь. Повеса он».—

«Если перейдет кто
реку Сомэгава,
что есть „река Окраски“ [70]—
не может быть, чтоб цвета
не было на нем». [71]

Сказал он, а дама в ответ:

«Если б было все — как имя,
то ветрен должен быть
наш „Забавы остров“.
А говорят — напрасно
он прозван так…» [72]

61

В давние времена кавалер годы целые вестей о себе не подавал, и дама — разумной, видно, не была она, — склонившись на слова пустяшные другого, служанкой стала у него в провинции; и тут пришлось ей выйти к тому — своему прежнему знакомцу — подавать обед. Волосы длинные свои она уложила в шелковый фуляр, [73]а на себя надела одежду, длинную с узорами Тояма. «В ночь эту ту, что здесь была, — ко мне пришли!» — кавалер хозяину сказал, и тот ее прислал. «Меня не узнаешь ты?» — кавалер сказал и…

«Прежняя прелесть,
куда она скрылась?
Как вишня, ты стала,
цветы у которой
совсем облетели…»

Проговорил он, а она, стыд ощутив, ответа не дала ему, и когда тот к ней вновь: «Что ж не отвечаешь ты мне?» — она сказала: «Слезы льются — и глаза мои не видят, и сказать что-либо не в силах я». Кавалер тогда:

«И это она,
та, что бежала
от свиданья со мной?
Годы прошли, а жестокость ее —
будто растет все!»

Сказал и, одежду сняв, ей подал, но она, разодрав ее, бежала. И куда ушла — не знают…

62