Я оглядываю комнату. Гарет внезапно заинтересовался мною, Джордж внезапно заинтересовался потолком. Джон вертит в руке вилку, Файфер почему-то смотрит ликующе. Наконец говорит Николас:
– Твоего ареста, твоего бегства. К несчастью, твоя история разошлась по всему Апминстеру. Хуже того, она обросла зловещими подробностями. Ты, оказывается, не служанка на кухне, а шпионка и ведьма. Тайная реформистка, в сговоре со мной, шпионишь за королем и королевой, передавая нам сведения. Наводила на них чары, хотела их отравить травой. Ты теперь самое разыскиваемое лицо во всей Энглии.
Я только ахаю от такой череды обвинений:
– Это слухи такие?
Николас кивает:
– Скандал неимоверный. Королева, говорят, высохла от горя, совершенно безутешна. – Он улыбается – иронически, жестко. – Им очень, очень сочувствуют. Даже для тех, кто недоволен своим монархом, это чересчур. И они требуют крови – но на сей раз не короля, не королевы, даже не Блэквелла. Твоей.
Ошеломленная, я роняю голову в ладони. Блэквелл меня в этом обвиняет, а Малькольм ему верит. Так далеко все зашло и так быстро. И с жуткой определенностью я вдруг понимаю, что какой бы то ни было надежды вернуть себе расположение Блэквелла у меня нет, и надо было это сообразить с самого начала. Может быть, я и понимала где-то в глубине души – но больше мне надеяться было не на что. И дело не в том, что я так уж любила свою работу – ничего подобного. А в том, что это был единственный мой дом. Теперь мне возвращаться некуда.
И уже никогда не будет.
– Мы знаем, что это неправда, – говорит Джон. Я поднимаю голову: он внимательно на меня смотрит, темными, полными сочувствия глазами. – Им просто нужен кто-то, на кого можно переключить внимание публики от бесконечных казней. Козел отпущения. У нас же тебе ничего не грозит, мы тебя защитим.
– А
– А сколько? – спрашиваю я, не успев подумать.
– Тысяча соверенов.
Джордж испускает беззвучный свист, потом наклоняется, чтобы налить мне вина. Максимум, что Блэквелл готов был заплатить за Николаса, – пятьсот монет. Я тянусь к бокалу.
– Да, она очень ценна, – продолжает Гарет. – И замечательно было бы убедиться в ее способностях. Иначе что нам помешает послать Джорджа, чтобы выдал ее и получил награду? На такие деньги мы сможем снарядить отличную армию.
Джон со стуком роняет вилку на стол.
– Мы не будем ее выдавать, – отвечает Николас голосом острым, как лезвие ножа. – И угрожать не стоит.
– Хартии… – начинает Гарет.
– …ничего подобного не требуют, – перебивает Николас. – Все, что нам следует знать, нам скажет Веда.
– Ищейки…
– Будут охотиться за нами, – перебивает его Николас. – Как всегда. А мы будем осторожны – как всегда. То, что с нами Элизабет, ничего не меняет. Блэквелл никогда не прекратит охоту за нами.
– Тут дело иное, – возражает Гарет. – Не Блэквелл теперь за нами будет гоняться, он послал другого человека. Нового инквизитора по имени Калеб Пейс.
Я так стискиваю стакан, что он лопается у меня в руке. На кремовую скатерть выплескивается вино с небольшой примесью крови, окрашивает полотно темно-алым. Тихо ахнув, я прячу руку в коленях.
Калеб – новый инквизитор?
Все, кроме Гарета и Файфер, смотрят на меня с тревогой.
– Элизабет! – восклицает Питер. – Тебе плохо?
– Дай взгляну.
Джон хватает со стола чистую салфетку и пытается взять меня за руку. Вот еще одна проблема. Если он увидит, что крови нет…
– Не надо! – Я отдергиваю руку. – Не здесь. Кровь… Я могу упасть в обморок.
Смотрю вниз, старательно делая вид, что мне нехорошо. Особо притворяться не приходится.
– Джон, ты бы отвел ее наверх, – предлагает Николас. – Гастингс, нельзя ли принести то, что ему понадобится?
Джон скороговоркой перечисляет инструменты и материалы, а у меня в животе поднимается теплая волна, а за ней приходит чувство щекотки. Рана начинает затягиваться. Я сжимаю в кулаке осколки стекла, вдавливаю в кожу, вздрагиваю, когда они погружаются в мякоть, режут руку глубоко, до кости. Зато кровь идет снова.
Джон бережно обертывает мне руку салфеткой и помогает встать.
– Постой, – говорит Файфер, весь обед просидевшая молча. Голос шершавый, почти скрипучий – неожиданный контраст с ее юным личиком. – Этот новый инквизитор, Калеб, – она выплевывает его имя как проклятие, – ты его знаешь?
Я чувствую на себе взгляд Джорджа. Он думает, не тот ли это Калеб, о котором я говорила во сне, которого назвала своим другом детства. И Николасу я тоже назвала это имя, там, в тюрьме Флит.