Ищи ветер

Тристан открыл банку пива прямо посреди моста, так беспечно, будто мы находились уже где-нибудь в Теннесси. Я думал о Монике. О том, что, пожалуй, мои нынешние переживания почти не имеют к ней отношения. Именно эту мысль я десять дней изо всех сил пытался прогнать и отгораживался от нее молчанием и транквилизаторами. Я сознавал, что Моника живет где-то во мне, но кроме нее была еще идея, некий идеал Моники — идеал, бремя которого не по плечу одному человеку, одной женщине, даже если эта женщина — Моника Молинари. Она — та, реальная, живая — давно утратила власть надо мной. Я почти забыл запах ее кожи, звук ее голоса. Уже который год мне не было без нее плохо и вселенская черная тоска позабыла мой адрес. Но что-то все-таки осталось. Горе, но тысячу раз дистиллированное, квинтэссенция, очищенная от заменяющих примесей-воспоминаний. Горе, куда я редко наведывался. Только мое, целиком и полностью. Может быть, этого-то исключительного права я и не хотел больше. Мне бы разделить его с кем-то, переложить часть своей ноши на плечи живого, реального существа. Этим существом была Моника. Но разве можно разделить ношу с призраком? Как ни крути, я один виноват в том, что со мной происходит. И уж точно один за это расплачиваюсь. А Моника беременна. Такой вот «простенький» апогей. Интересно, как назовет. Жюстеном или Орели — мне бы не хотелось. Нет, у нее все же хватит совести.

В какое-то мгновение, глубоко в душе, я пожелал ей счастья. Действительно ли я произнес про себя «счастья»? Не думаю, это было просто доброе пожелание без слов, будто теплом повеяло в груди.

В это мгновение я почувствовал себя легче перышка и мрачнее камня. Что равнозначно.

10

— Тормози, Джек, тормози!

Придурок! Какого черта так орать мне в ухо? Я резко затормозил — он-таки напугал меня — и съехал на обочину. Пробка на автостраде только-только начала рассасываться.

— Ну? В чем дело? — хмуро поинтересовался я.

Ему было не до меня: он смотрел назад. Я решил, что мы сбили собаку или, может, потеряли одну из досок, но, оглянувшись, все понял и сначала не поверил своим глазам: полный бред. Тристан уже открыл дверцу и выскочил, улыбаясь во весь рот.

— Es el destino, senorita![8] — надрывался он, пытаясь перекричать рев грузовиков.

По ошарашенному виду «сеньориты» было ясно, что ей в голову пришло то же, что и мне. Определенно, она заподозрила некое мошенничество со стороны этой самой destino. Она метнула на меня быстрый взгляд через заднее стекло; я пожал плечами и поднял глаза к небу, давая понять, что, в отличие от Тристана, верившего во взаимосвязанность и предопределенность всего в этом мире, ошеломлен не меньше нее. Это ее, кажется, успокоило. Ни слова не говоря, она подхватила свой рюкзак и уселась на заднее сиденье. Я рванул с места и влился в плотный поток машин.

— У меня есть теория о совпадениях… — начал Тристан, обращаясь к нашей пассажирке.

— Вот как, теория у тебя есть… — с язвительным смешком перебил я.

— Безусловно. Видишь ли, совпадение — это как подарок, это недвусмысленный знак, который дается, когда мы не замечаем других, менее очевидных. Ну, вроде как Бог крикнул в ухо, видя, что человек глуховат…

Я даже поперхнулся.

— Бог?!.. Я не ослышался?

— Бог, ну, в широком смысле, ё-моё… Космические силы, если тебе так больше нравится, один черт…

— Ничего мне не нравится. Космические силы… чушь собачья. Так, маскировка для стеснительных… Сказал «Бог» — не отпирайся. И потом, знаешь, у меня тоже есть теория о совпадениях. Совпадение — это всего лишь эпизод в числе десятков тысяч эпизодов, происходящих с нами каждый день. Просто в одном тебе померещится смысл и — готово дело! — ты раздуваешь его до небес, а девять тысяч девятьсот с чем-то остальных забываешь по той простой причине, что в них нет ничего особенного.

— Это грустно, — подала голос девушка. — Мне больше нравится первая теория. Не вполне научная, но, в общем, сойдет… для лета, — добавила она с улыбкой.

Она говорила с едва заметным акцентом, не разберешь каким, чуть раскатисто.

— Мне тоже моя теория больше нравится, — немедля встрял потерявший голову воздыхатель.

— Кто бы сомневался. Ты ее вычитал в «Пророчестве анаконд»?

— Анд, болван. Я еще раньше, своим умом дошел.

— А, ну да. И как только разрешают читать такое в больнице… — Я осекся и взглянул в зеркальце заднего вида. — Кстати, меня зовут Джек. А моего соседа-мистика — Тристан, если ты еще не в курсе.

Девушка хихикнула.

— А меня — Нуна, — представилась она и протянула мне руку между сиденьями.

Я пожал ее ладошку. Она ответила хорошим крепким пожатием. Мне это понравилось.

— Ты испанка?

— Каталонка.

Тристан сказал ей что-то непонятное, состоящее, кажется, из одних шипящих, и она сделала круглые глаза. Все-таки сколько я его знаю, столько удивляюсь. В Барселоне он, наверное, провел когда-то недели две и при этом пил не просыхая, а вот поди ж ты — помнит что-то по-каталонски.

— Это все, что я могу, — добавил он извиняющимся тоном.

— Этого больше, чем достаточно, — улыбнулась Нуна.