Ищи ветер

— Это Фелиция. По идее, она должна сейчас бушевать в Алабаме. Видно, передумала… Moody bitch, ain’t she[34]…

Как известно, если циклон нарекают именем, это значит, что он того стоит.

— Нам ведь отсюда до пристани всего полчаса, не больше?

Дерек даже не понял сначала, а когда врубился, только пожал плечами.

— Да разве я за нас волнуюсь, Джек? Ты когда-нибудь видел бурю в Луизиане?

— Насколько я понимаю, скоро увижу.

Он со свистом выдохнул сквозь зубы.

32

На пристани мы простились. Ветер крепчал, порывами задувая с моря. Дерек предложил мне поужинать у него, но без особого энтузиазма. Я впервые видел его таким встревоженным. По натуре он был скорее пофигистом. Я взял парочку отличных барабулек из нашего улова и отказался от приглашения, сославшись на усталость. Дерек не настаивал. Мне показалось, что он даже рад.

— Закрой на ночь ставни, Джек, — посоветовал он на прощание.

— Закрою, босс… До завтра.

Спокойно, не спеша, я пошел по берегу домой. Войдя, бросил рыбу в раковину и, распаковав «Хассельблад», положил его на кухонный стол. Так и подмывало заняться им прямо сейчас, но не перочинным же ножом, хоть и швейцарским, сказал я себе и только немного почистил его снаружи. Завтра поеду в Новый Орлеан, куплю отвертки нужного размера, растворитель, масло. Может, и пленку, почему нет? На потемневшей пластинке, прикрепленной к корпусу двумя крошечными винтиками, я прочел имя доктора-немца. Его звали Франк М. Шеффер.

Заморосило. Мелкий косой дождик пеленой окутал залив. Я сказал Дереку, что устал, но это была неправда. На самом деле, ненастная погода электризовала меня — так возбуждаются куры, чувствуя приближение грозы. Или нет, кажется, лошади. Было в воздухе что-то, до предела обострившее мои ощущения. Шум ветра нарастал с каждой минутой. Я поймал по радио классическую музыку, какой-то заунывный реквием, и принялся чистить рыбу. Рубашка липла к телу, от этой простой работы я весь взмок. Я открыл дверь на балкон, зажег горелку. Выкурил сигарету, потирая колено, которое ныло все сильней. В заливе плясали буруны.

Я съел барабулек под соусом табаско, запил пивом и попробовал почитать. По дороге в край своей мечты я прикупил себе журналов по фотографии, «Нэшнл Джиографик» и роман Рассела Бэнкса, но так ничего и не открывал с приезда в Шелл-Бич. Сегодняшний вечер не располагал к прогулкам. Дождь барабанил по кровле, обрушиваясь яростными волнами. Ставни пришлось закрыть. Я начал понимать беспокойство Дерека: ветер, пусть даже штормовой, был ни при чем, дождь — вот что его тревожило. Было десять часов вечера, а «Бьюик» уже увяз в грязи сантиметров на пятнадцать — я выходил взглянуть. Страшно было даже подумать, что натворит такой ливень за несколько дней — я не слышал, чтобы почва Луизианы славилась дренирующими свойствами.

Я полистал журналы, но сосредоточиться не мог. Грохочущий гул грозы полнился непривычными звуками, злобными завываниями; дом трещал и скрипел, несущие балки жалобно стонали под напором ветра. Что-то жуткое было в этом ночном концерте, и забытые детские страхи леденили нутро от каждого стука или скрежета. Я погасил лампу: стало не по себе, внезапно и необъяснимо; глупость, знаю, но показалось, будто мой островок света в ревущей тьме слишком, вызывающе заметен. Кому это вызов или чему — поди знай. Когда ребенку страшно, ему кажется убежищем темнота и он помнит, что уважающий себя ковбой не уснет у костра на территории апачей. Мне был дорог мой скальп. Я укрылся с головой и подумал, что от моей лачуги до спальни мамы с папой, до их большой, неприступной кровати — восемь тысяч километров. А ведь каким длинным казался мне когда-то коридор! Мы растем. Но так никогда и не вырастаем.

33

К утру дождь не кончился, наоборот, припустил сильней. Крыша протекала. Эту подробность я обнаружил, поскользнувшись в луже, подстерегавшей меня посреди кухни. Падая, я ухитрился выбить большой палец об угол стола, да еще до крови прикусил язык при неудачном приземлении. И все это — до первой чашки кофе. Я поставил кипятить воду и натянул штаны. Умереть без порток — ни за что на свете! Покойник с заголенным хозяйством — доблесть, отвага, героическая гибель тут не имеют значения — выглядит мудаком и не иначе. Это один из непреложных законов бытия, ибо таковые имеются.

Я собрал воду тряпкой, с дальним прицелом расставил кастрюли под самыми большими протечками и выпил растворимый кофе под перестук капель. Ветер тоже усилился, от залива, усеянного белыми барашками, залетали в окно соленые брызги. Я оделся теплее обычного и вышел в непогоду. «Бьюик» стоял в воде по самые крылья, и я был уверен, что завестись он категорически откажется. Я взял из багажника дождевик и отправился к закусочной пешком, чуть ли не по колено в воде.

Идти было недалеко, но добрался я промокшим до нитки. Дерек был уже на месте и весь в делах — пытался спасти, что можно, без устали выгребая воду в открытую дверь. Набралось изрядно, сантиметров на пять от пола по всему ресторану.

— Гуляй сегодня, Джек, — бросил он, увидев меня в дверях.