Ищи врагов среди друзей

– Я жду вас, Иван Захарович, – тепло сказал он, глядя, как оторопевший старпом плюется и отфыркивается: вторая пуля ударила в воду совсем рядом с ним, и ему забрызгало всю физиономию. – Плывите, что же вы?

Старпом нерешительно подался вперед. Пистолет снова гавкнул на него, и Ивану Захаровичу пришлось нырнуть, чтобы пуля не проделала в его голове дыру, через которую могла бы произойти невосполнимая утечка мозгов.

– Плыви, плыви, свинья, – сказал Владлен Михайлович, когда старпом вынырнул, отфыркиваясь и жадно ловя воздух широко разинутой волосатой пастью. – Ты у меня поплаваешь, дерьмо собачье.

Убивать я тебя не стану – сам утонешь.

– Не дождешься, москалюга, – свирепея, выкрикнул старпом. – Я тебе не котенок, чтобы тонуть. Я на море вырос, крыса ты сухопутная! Чтоб ты сдох, паску…

Ему снова пришлось нырнуть, и на том месте, где его голова погрузилась в воду, взлетел и опал невысокий фонтанчик брызг. Владлен Михайлович рассмеялся сухим скрипучим смехом, похожим на кашель. Он смотрел в воду, сквозь ее прозрачную толщу наблюдая за передвижениями нырнувшего старпома. Владлен Михайлович скалил зубы в невеселой улыбке тигра-людоеда, и вороненый ствол пистолета медленно перемещался вслед за плывущим под водой старпомом.

Вынырнув, Нерижкозу не успел даже как следует глотнуть воздуха: очередная пуля заставила его снова погрузиться с головой, ударившись о воду прямо перед его лицом.

Корабль уходил, прямо на глазах уменьшаясь в размерах и превращаясь в темный силуэт на фоне голубого безоблачного неба.

– Как водичка, Иван Захарович? – спросил Самарин, когда задыхающийся старпом пробкой выскочил на поверхность метрах в десяти от шлюпки.

– Ах ты, гад, – прохрипел старпом, – ах ты, сволочуга… Хлопцы, что вы смотрите, бейте его! Горобец, Донченко, давите этого москаля!

– Не двигаться, – спокойно сказал Владлен Михайлович матросам, даже не повернув головы. – Кто шевельнется – получит пулю. Если будете делать, что я скажу, я вас вытащу из этого дерьма и заплачу каждому по пятьдесят тысяч.

Матросы остались сидеть на своих местах, стараясь не смотреть на старпома.

– Хлопцы, да вы шо? – закричал тот. – Вы шо, поверили ему? Да он же брешет! Он же и мне золотые горы сулил!

– Сулил, – снова издав скрипучий смешок, сказал Самарин. – И дал бы, если б ты их не прогадал.

За все надо платить, адмирал, – Погоди, – торопливо произнес старпом, – постой, Михалыч… Что я сделал-то? За что погубить хочешь?

– За то, что ты пытался захватить принадлежащее мне судно и убить меня, бросив на произвол судьбы в открытом море. А потом, узнав, что твой замысел провалился и что за «Москвичкой» гонится пограничный катер, ты покончил с собой, прыгнув в воду. Так что я к твоей смерти не имею ни малейшего отношения.

– Как… – оторопело начал старпом, но Самарин снова выстрелил, и ему пришлось нырнуть. На этот раз Владлен Михайлович не развлекался, а целил точно в голову, и, не прояви старпом расторопности, этот выстрел мог стать для него последним.

Впрочем, это его не спасло. С борта шлюпки его попытка уйти от смерти, проплыв под водой несколько метров, выглядела довольно наивно, и, вынырнув, чтобы глотнуть воздуха, он проглотил пистолетную пулю. Самарин стрелял по-настоящему хорошо, и шансов уйти у старпома не было.

На воде расплылось бледно-красное тающее пятно, и мертвое тело потомка запорожских казаков, в последний раз показав небу обиженное усатое лицо, стремительно пошло ко дну, превратившись в удаляющееся темное пятно, а потом и вовсе растворившись в непрозрачной глубине.

– Ну, что загрустили, альбатросы? – спросил Самарин у своего понурившегося экипажа. – Чем не гибель «Титаника»?

Ему никто не ответил. Владлен Михайлович посмотрел через головы матросов в сторону невидимого отсюда украинского берега, заметил возникшую на горизонте черную точку и приказал:

– Ящики за борт, быстро! Напоминаю, что спасти вас от тюрьмы могу только я. Кроме того, я вам плачу, так что поворачивайтесь, морские волки, пока не превратились в дохлых собак!

Держа матросов под прицелом, он наблюдал, как один за другим уходят на дно ящики с золотом, круто изменившие его жизнь уже во второй раз. Тонули надежды, тонули планы, тонули скрупулезно выверенные расчеты и достигнутые с огромным трудом договоренности. Лицо Владлена Михайловича было, как всегда, спокойным и темным, но в сердце его поселилась лютая зима. Он знал, что не сможет ни есть, ни спать, ни любить женщин, пока по земле ходит Дорогин. Он знал, что любой ценой останется на свободе, потому что иначе Дорогин ускользнет от его мести.

Темная точка на горизонте росла, понемногу теряя неопределенность очертаний, обрастая деталями.

Когда она приблизилась настолько, что стали видны камуфляжные разводы на низких бортах и жерла крупнокалиберных пулеметов, Владлен Михайлович неторопливо опустил за борт руку с пистолетом и разжал пальцы.

* * *