– Как это ничего нет? – открыл он рот, – должно быть. Я их туда прятал, я точно помню. И ты видел. Ну-ка, дай я сам посмотрю.
Вован отстранил брата, подставил себе стул, с трудом на него вскарабкался и с головой погрузился в верхнее отделение серванта. На этот раз поиски увенчались большим успехом – Вован вытащил резинку, которой закрепляют пачки денег и измятую и надорванную стодолларовую бумажку.
– Вот, – растерянно проговорил он, – больше ничего нет...
– Как нет? – прошептал Мазей, – не может быть... Сто баксов всего осталось... У нас же столько денег было... Куда они подевались?
Вован о чем-то напряженно размышлял.
– Тачка! – воскликнул он, – тачку-то нашу продать можно! Она бабок таких стоит!..
Недоговорив, он кинулся к окну. Спустя секунду, после того, как он выглянул во двор, он шумно и недоуменно икнул:
– Нет тачки!
– Как так?.. – Мазей подбежал к окну и встал рядом с Вованом, – может, ты ее в другое место поставил?
– Куда в другое-то? Видишь, следы от колес? На ней кто-то сегодня утром уехал...
Братья посмотрели друг на друга.
– Точно, – убито проговорил Мазей, – это она. Баба эта... Она мне сразу, между прочим, не понравились... Поила нас, поила... И согласилась с нами поехать сразу. Даже для виду не поломалась. Я тебе говорил, давай в агентство позвоним, нормальных шлюх вызовем – с гарантией и все такое... А ты – на улице дешевле, на улице дешевле... Вот и... Получай теперь.
– Откуда же я знал? – проскулил Вован, – на ней что – написано, что ли...
– И что ты в ней нашел – бледная, как смерть, глаза, как специально тенями обведенные. Наркоманка, наверное...
– Да я...
– Дурак!!
Мазей хотел что-то еще сказать Вовану обидное, открыл даже для этого рот, но потом махнул рукой, и устало проговорил:
– Ладно, чего теперь-то... Пойду в ванную, голову намочу...
Мазей зашел в ванную и остановился перед зеркалом.
«Ну и рожа у меня, – подумал он, – бледная, как не знаю что... Как у той телки, которую мы сняли и которая нас на кучу бабок кинула. Как ее звали, кстати? О... кажись, Ольга... Она еще как-то странно называла себя. Кличкой вроде... Мотылек... Стрекоза... А, вспомнил – Бабочка! Ольга-бабочка! Ну, что ж, разыщу я эту стерву, покажу ей бабочку... Тварь такая – опоила водкой и все бабки вынесла. И тачку угнала... А на моей шее две ранки какие-то. Где это я приложился вчера? Как будто меня кто-то два раза ткнул иголочкой прямо в вену... Вован, наверное, дурачился, пока я пьяный валялся... Что за глупые шутки! – Мазей пошелестел сухим горячем языком в шершавом от полного отсутствия влаги рту. – Черт, а как пить хочется... – подумал он. – Сушняк давит и в висках стучит кровь»...
Тут Мазей почему-то запнулся.
– Кровь, – медленно повторил он, словно попробовав слово на вкус.
Он тряхнул головой, открыл кран и наклонился над раковиной – но голову мочить не стал, а первым делом нахлебался ледяной воды.
– Не помогает, – подергиваясь от внезапного холода, прохрипел Мазей, утирая рот, – просто удивительно, до чего пить хочется. Похмелье... Надо не воду пить, а... Пиво, что ли?
Мазей отрицательно качнул головой.
– Нет, – сказал он своему отражению в зеркале, – пива почему-то не хочется. Хочется... вина... Красного теплого вина. Много, целое ведро...
Мазей зажмурился и представил себе целое ведро теплого красного густого вина, вкусного и терпкого, как кровь.
Кровь!
У него вдруг сладко засосало под ложечкой, как бывает, когда очень хочется сделать что-то совершенно запретное.
«Кровь, – стучали в его голове безумные мысли, – кровь хочется. Теплую, даже горячую – прямо из вены. А разве кровь пьют? Какие только мысли не придут в голову с похмелья! Но все же... как хочется свежей крови... Разве что попробовать один раз. А где ее взять»?
– У Вована, – был единственный ответ на этот вопрос и Мазею показалось, что он услышал его от своего зазеркального двойника.
Мазей медленно отвернулся от зеркала и направился в гостиную, где он оставил своего брата.
– Я только немного, – бормотал он, – совсем чуть-чуть. Капельку. Попробую и больше никогда не буду...
Вована он застал возле большого зеркала – он стоял вплотную к серебристому непрозрачному стеклу и внимательно рассматривал свои передние зубы.
– Черт знает что, – проговорил Вован, не поворачиваясь к Мазею, но слыша его шаги, – у меня, братишка, кажется, клыки растут... Или это у меня глюки с похмелья. А у тебя все нормально?
Он повернулся навстречу Мазею и что-то такое увидел в его глазах, отчего короткие приглаженные волосы его встали дыбом.
Вован закричал.
Часы общения с Нонной Павловной были удивительны. Она с полуслова понимала меня, внимательно, а не с праздным любопытством, слушала мои рассказы и изредка вставляла что-то свое, заставляя меня радоваться тому, что есть еще кроме меня человек, жизнь которого, как и моя, тесно сплелась с потусторонним.