Ищущий, который нашел (СИ)

- Мы не умрем, не умрем, слышите? - стуча зубами и всхлипывая, сказала Силна, глядя мне прямо в глаза. Я высвободил почти отогревшуюся руку и смахнул заледеневшие снежинки с лица девушки. От нее исходило тепло жизни, и я неосознанно потянулся губами к приоткрытым потрескавшимся от мороза губам. Силна неожиданно ответила на мое движение, и я ощутил обжигающий жар губ. Я закрыл глаза и сжал Силну в объятиях, чувствуя жидкое золото тепла, которое потекло по венам, чаще забилось сердце, и я поймал себя на том, что забыл о холоде, а думал только об этом живом прекрасном создании, в котором пульсировала жизнь. Я самозабвенно отдался поцелую, мысли смешались, и я уже не думал ни о чем. Я прильнул к ней, как жаждущий к стакану с чистой водой. Странные это были ощущения, не испытанные мной до этого... Жанну я хотел, и это было влечение тела и жуткое извращенное влечение ума. Зефиру я боготворил и испытывал к ней какое-то поэтическое, не связанное с таинствами близости чувство. А сейчас я просто тянулся к теплоте женского тела, я хотел близости и нежности, прижимая крепче к себе замерзающую девушку и нежно, но пылко касаясь губами ее губ. Меня охватила полнота счастья - словно все встало на свои места, словно я нащупал верную ниточку, словно в этом теплом чистом и каком-то первородном слиянии губ и тел и есть спасение...

Вдруг Силна резко отпрянула от меня и, отодвинувшись, села на снегу. Я посмотрел на ее покрасневшие щеки, на неуместное в такой ситуации смущение и понял, что теперь просто обязан спасти ее. А когда есть цель, нет ничего невозможного. И я кое-как, падая и проваливаясь руками в снег, встал на четвереньки. Сердце все еще громко стучало, но перед глазами плыло. Я собрался с духом, простояв в постыдной позе какое-то время, а потом встал. Силна тоже вскочила, подбежала, утопая в снегу, и уцепилась за мою руку. Холодный ветер снова ударил в спину, но я молча двинулся вперед и вверх, крепко сжимая руку девушки. Она послушно побрела за мной, второй рукой обнимая меня за талию. Мы шли молча, говорить не было ни сил, ни надобности. Так мы и шли, падая, проваливаясь в снег, стуча зубами. Я старался выкинуть из атакуемого болезненными видениями мозга все: и жуткую музыку, и боль, и страх смерти. Держал в сознании только ощущение тепла, солнечного и благодатного. Я даже не оформлял для себя четкого образа, не придумывал пафосных и убедительных доводов. Просто шел на этот свет, свет, рожденный чем-то доселе мне неведомым, о существовании чего я лишь догадывался. И я, подчиняясь, брел. Вскоре пришлось согнуться в три погибели, потому что склон стал слишком крутым, а ветер - слишком хлестким. А потом и вовсе ползти на четвереньках. Мы цеплялись друг за друга и продолжали двигаться вперед, переговариваясь только редкими фразами по делу: говорить было тяжело, ледяной воздух сразу же попадал в дыхательные пути, обжигая. Карабкаться тоже становилось все труднее и труднее, желудок сводило от голода, горло пересохло. Я запрокинул голову, глядя вверх. До плато оставалось еще очень много, ползти и ползти, а крутизна склона все увеличивалась. Мы цеплялись за покрытые снегом камни, но руки соскальзывали, и каждый следующий шаг становился большим риском.

- Мне страшно, - крикнула Силна, ползущая от одного выступа до другого. Я обернулся и с трудом подтащил ее к выступу. Обнял и срывающимся от усталости голосом просипел:

- Не смотри ни вперед, ни назад. Просто иди, шаг за шагом, по чуть-чуть. Главное, помни, я рядом, - последнее было самым ненадежным аргументом, но, как ни странно, возымело эффект. Силна порывисто обняла меня и, вздохнув, поползла вперед. Теперь мы могли передвигаться исключительно на четвереньках и никак иначе.

Сияние становилось все ярче и полнее, мерцающий свет заполнял все пространство. Огни плясали на снегу, в воздухе, на черном небе, на наших лицах, создавая ощущение полной сюрреалистичности. Сияние выглядело плотным и ощутимым, казалось, протяни руку - и дотронешься до луча. А потом все перемешалось, и мою руку нащупала ледяная ладошка Силны, и мы, крепко-крепко сцепив пальцы, до боли в суставах, поползли вверх. Выступ за выступом, через дикую боль. Мы ползли, а неземное сияние било в глаза, затмевало все вокруг, проникало в каждую клеточку, и я не чувствовал уже холода. Мне мерещились какие-то лица, глаза, синие и сияющие, слышались голоса, но я сжимал крепче руку и мысленно обращался к кому-то, посредником с кем была Аена...

Я не знаю, сколько мы так ползли: несколько часов или несколько дней, все смешалось, и я сходил с ума, цепляясь за руку и за спасительные мысли, желудок болел от голода, а глаза приходилось закрывать, потому что я не мог ничего рассмотреть за пятнами, плывущими перед глазами. И вот я оступился, упал, ударившись головой. На какое-то время отключился, а когда очнулся, тупая боль сверлила все тело, свет бил в глаза, и мне казалось, что я умер.