- Мы пришли! Вставайте! - радостный, звонкий, со слезами голос. Я с трудом разлепил веки: тело болело от усталости, голода и жажды, штаны позорно промокли, так как справлять нужду пришлось уж, как пришлось, и ноги сводило от холода. Я чувствовал, что умираю, но хотел жить. Свет ударил в лицо, и я увидел прямо над собой небо. Черное-черное и бесконечное, оно уходило туда, ввысь, где не было богов, а было что-то единое и целостное. Я смотрел вверх, из опухших глаз текли слезы на ветру, а в небе бесновались всполохи. Они плясали, а у меня в голове все выстраивалось в цепочку: мои поступки, моя смерть, нелепые идеи, свет и тьма, безумие и ясный рассудок... Я распахнул глаза шире и сел. Ровное плато, холодно-ледяное, черное небо и белый снег, а в центре: всполохи света, бьющие, как из фонтана. И там, в этих всполохах, рождались фигуры, неясные очертания приобретали объем, и ко мне уже двигались существа, вышедшие из холодного сияния, расколовшего гору посередине.
- Что это? - прошептала Силна, прижимаясь ко мне. Я загородил хрупкую фигурку собой, не желая отдавать эту частичку земного, чистого и светлого тепла на суд ледяной пустоте. Для меня эта холодная магия была пустотой и ничем больше, а бьющий в глаза свет - отражением другого, чистого первородного источника. Всмотрелся в то, на что указывала пальцем Силна. Из столпа света выплывали фигуры, неясные, нечеткие и нереально высокие. Я услышал голос, как будто раздробленный на сотни осколков-голосов. Звенящий и отражающийся от скал и кристаллов льда голос обращался ко мне. Я не мог разобрать слов, все перемешивалось и звенело на разных тонах. И вдруг в завихрениях снега и сиянии неба я увидел силуэт. Фигура приближалась ко мне, приобретая вполне четкие контуры. Это был мужчина, но в то же время он отличался от всех людей и всех спектрумов. В нем было что-то более неземное, нежели во всех яшинто вместе взятых. И в то же время я ощутил, что что-то связывает меня с этим могущественным некто, что-то неуловимо знакомое было в его величественной фигуре, в чертах лица, которые я не мог разглядеть и которые я, без сомнения, не мог раньше нигде видеть.
Мне стоило большого труда держать глаза открытыми, и различать, что бред, а что - реальность. Но когда некто приблизился ко мне вплотную, и я смог разглядеть бледное красивое лицо, дрожь ужаса прошла по телу. Он был велик, причем все величие этого существа я не ощущал, и это меня спасало. Мужественное и суровое лицо было породистым, как у чистокровных царей, глаза - бездонными и мудрыми, как у Вартрана... но нет, все эти сравнения были бессмысленны, когда речь заходила о нем. Некто был величественнее их всех. Во всей его стройной, но суровой фигуре было первозданное мужество, и перед ним хотелось упасть на колени, признав свое ничтожество рядом с ним. Но я не мог этого сделать, ибо лежал на плато, не в силах встать. И смог разглядеть безумие, отчаянно плескающееся в бездонных глазах, кривую усмешку искусанных обескровленных губ, змеями извивающихся на бледном лице.
- Виктор... - произнес вдруг Некто, и от его голоса воздух стал словно реже, а я почувствовал себя жалким и слабым людишкой. Голос был мне знаком, хотя я мог поручиться, что слышу его впервые. И ощущения он вызывал знакомые. Я вспомнил почему-то Город, могущество, капля за каплей втекающее внутрь меня, мало-помалу завладевающее мной, пьянящую власть и понимание,
- Хогг... - сорвалось с пересохших губ. Не то ругательство, не то откровение. Некто склонился надо мной, так, что я смог разглядеть платиново-белые пряди волос, словно припорошенные снегом, и суровый излом крыльев-бровей.
- Вот мы и представились.
Мне уже не было страшно. Казалось, я давно знал, что эта встреча должна состояться. Страшно было только из-за того, что где-то за моей спиной, куда я был не в силах повернуться, дрожала от страха Силна. Я не хотел, чтобы она была тут, хотел защитить ее, но знал, что это невозможно. Ибо я сам бессилен перед величием этого существа, которого я не смел назвать по имени.
По лицу Хогга вдруг прошла гримаса, сделавшая на миг лицо страшным, но тут же он спокойно улыбнулся. Странное дело, в нем не было ничего темного и страшного, злого и удушливого, как в Жанне, как в черной пиявке... Он был воплощением мужества, холода и разума. Хотя нет... Я присмотрелся внимательнее. Был надлом, страшный надлом, и эта бездна отчаяния плескалась в каждой его черточке. Я вдруг ощутил острую жалость - это создание когда-то было безупречным... Создание?! То есть Хогг - не создатель?! Это открытие настолько поразило меня, что я даже приподнялся на локте, широко раскрыв глаза и попытался поворочать языком, чтобы сказать хоть что-то.