— Мы думали, что Хьюберт погиб в Палестине или по дороге домой, — пробормотал его брат. — Многие из тех, кто брал на себя крест, не возвращались домой, поэтому все считали меня настоящим наследником звания и имения отца. — Его раздраженный и упрямый голос зазвучал громче, поднявшись почти до истерического визга. — Когда отца разбил паралич, я управлял имениями, занимался делами, так что наследство должно было стать моим по праву. Я заработал его за три года отсутствия Хьюберта.
Гервез, который всегда завидовал старшинству брата и страдал от его высокомерного отношения, понял, что его планы на получение отцовского наследства превращаются в пыль. Оставалась лишь очень слабая надежда на то, что Хьюберт не выживет во время обратного путешествия. Действительно, гораздо больше крестоносцев становились жертвами болезней и других опасностей, поджидавших их на пути, чем погибало от оружия магометан. Гервез признался, что часто разговаривал с Болдуином, своим сквайром и наперсником, на все лады обыгрывая вероятную смерть брата. Постепенно мечты превратились в навязчивую надежду на то, что со старшим братом произойдет какой-нибудь несчастный случай, хотя обоим казалось, что они, со своей стороны, вряд ли способны сделать что-либо, чтобы чаяния Гервеза стали реальностью.
Затем, по чистой случайности, около восьми недель тому назад Болдуин побывал в гостях у своей знакомой в Сэмп-форд-Спайни и услышал там, что в таверне остановился человек, возвратившийся домой после похода в Святую землю. Желая узнать, не привез ли тот свежих новостей о Хьюберте де Бонвилле, Болдуин разыскал прибывшего и был потрясен, узнав, что Эльфгар является слугой и сквайром Хьюберта. Он направлялся в Питер-Тейви, чтобы объявить, что его хозяин находится в Саутгемптоне и примерно через две недели прибудет домой.
— Болдуин не рассказал сквайру, кто он такой. Он тут же примчался домой и сообщил мне о своем открытии, — заявил Гервез лишенным интонации безнадежным тоном.
После нескольких часов лихорадочного обсуждения они решили, что Эльфгар не должен добраться до поместья со своим известием. Хотя сэр Арнульф вряд ли был бы в состоянии что-либо понять, Мартин, двоюродные братья, да и все другие обитатели поместья прослышали бы о скором прибытии Хьюберта, и тогда ни о какой неожиданности не могло быть и речи.
К этому времени Гервеза прорвало, и в приступе самобичевания он рассказывал обо всех печальных подробностях заговора. Стоя на коленях в грязи, он продолжал исповедь, каждое слово которой жадно ловили присяжные и добрая часть населения Эксетера. Гервез говорил без умолку, голосом, который то становился монотонным, то дрожал от избытка эмоций.
— Мы решили убить Эльфгара и любым образом помешать приезду Хьюберта домой, хотя сделать это было гораздо труднее.
Болдуин знал, что саксонец намеревался выехать из Сэмп-форд-Спайни на следующий день, дождавшись, пока пройдет хромота слегка повредившей ногу лошади.
— Я дал сквайру денег, и вскоре он нашел какого-то нищего разбойника, попрошайничавшего на опушке леса неподалеку от Тейвистока. За пару марок разбойник согласился помочь ему избавиться от саксонца. — При этих словах по передним рядам толпы пробежал ропот негодования.
— Болдуин и нанятый им разбойник устроили засаду, поджидая Эльфгара на дороге, ведущей из Сэмпфорд-Спайни.
Вдвоем они без труда стащили его с лошади и ударили ножом, затем Болдуин перерезал ему горло. Они погрузили тело на лошадь и отвезли его к ближайшим скалам, где и спрятали в расщелине.
Его голос вдруг взвился в попытке жалобного самооправдания:
— Я тут ни при чем, меня там не было, я находился за много миль оттуда, в своем поместье. Это Болдуин настоял, говорил, что ничего другого нам не остается. Если бы я не стал лордом Питер-Тейви, он бы так и остался слугой, ни за что бы не поднялся при Хьюберте, который всегда его недолюбливал и наверняка назначил бы управляющим кого-нибудь из своих любимчиков.
Коронер Джон не выдержал:
— Вы, жалкий мерзавец, смеете утверждать, что вы ни при чем? Не вы ли вручили деньги собственному слуге, чтобы тот нанял убийцу? Единственное, в чем вы можете сознаться, — это трусость, а не невиновность!
Гервез уронил голову от стыда, но не оставил попыток оправдаться:
— Мы всего лишь хотели избавиться от какого-то телохранителя, сделать что-то, чтобы задержать новость о возвращении брата до тех пор, пока не возникнет какой-нибудь план. Мы не собирались убивать Хьюберта. Мне казалось, я смог бы организовать похищение, чтобы позднее доставить его в Ирландию или Бретань, где с ним мог произойти несчастный случай.
Джон дал ему пинка подошвой сапога, и свалившийся в грязь негодяй даже не попытался встать.
— Вы не только лжец, но и мерзавец! Вы помышляли о том, как убить Хьюберта, с самого начала. Потому что другим способом вы никак не завладели бы отцовским наследством. Но что случилось потом?