— Ага, теперь ясно. Вам нужен козел отпущения, а тут под рукой оказался Фитцхай.
Де Ревелль пожал узкими плечами:
— Лучшего мы предложить не можем.
Джон, потеряв терпение, всплеснул руками:
— Так ведь против него нет никаких улик.
Шериф мягко улыбнулся так, словно беседовал с неразумным ребенком:
— Разве может что-либо препятствовать воле влиятельных людей? Думаю, нет нужды напоминать, что наш епископ Генри доводится братом Уильяму, маршалу всей Англии… кроме того, существуют способы получения доказательств, к которым, я чувствую, мне все больше хочется прибегнуть.
Джон увидел всю бессмысленность препираний с Ричардом, поэтому коротко сообщил другие новости, поведав шерифу о втором убийстве, которое им придется расследовать в дополнение к уже имеющемуся. Хоть весть о найденном у Хеквуд-Тора трупе шерифу сообщили его собственные люди, они не знали о перерезанном горле, а саму находку сочли чересчур незначительной для того, чтобы его беспокоить. Теперь шериф заинтересовался и спросил, когда, по мнению Джона, этот человек был убит.
— Я бы сказал, от четырех до шести недель тому назад. Точнее определить трудно, — ответил Джон.
— Примерно в то же время, когда Алан Фитцхай прибыл в Англию и отправился в Плимут, вполне возможно, по идущей через Дартмур дороге. Не исключено, что мы сможем заставить его сознаться в обоих убийствах.
Джону стало не по себе. Ему в голову приходила та же мысль, но в отсутствие хоть каких-либо Доказательств причастности Фитцхая к преступлениям он не был готов принести его в жертву из соображений внутренней политики. Однако шериф еще не закончил:
— Я рад, что вы появились, Джон, — тем самым вы избавили меня от необходимости посылать за вами.
— И зачем я вам понадобился? — грубо осведомился Джон, злясь на шерифа из-за его снисходительно-высокомерной манеры обращения.
— Как я уже сказал, епископа очень опечалило известие об убийстве сына его близкого друга. Итак, он попросил нас обоих прибыть к нему на аудиенцию, чтобы обсудить этот вопрос — сегодня, после окончания дневного богослужения. Мы должны явиться в кафедральный собор в три часа пополудни.
Предстоящий визит к епископу никак не поднял Джону настроения.
— И вы, конечно же, готовы радостно пуститься в пляс под дудку этих треклятых клерикалов? — спросил он.
Антипатия города по отношению к церкви проявлялась почти всегда и во всем. Эксетерская знать не находила себе покоя оттого, что кафедральный собор в городе обладал независимым статусом. Даже юрисдикция шерифа и коронера распространялась только на дороги, пересекающие кафедральную территорию.
Однако в данном случае шериф, похоже, готов был ради собственных политических интересов на время забыть о неприязни. Епископ и регент были сторонниками принца Джона в его борьбе против короля Ричарда, и коронер знал, что симпатии де Ревелля тоже на их стороне. Джон де Вулф считал их предателями и никак не мог взять в толк, почему король с такой готовностью не только раздает помилования и прощения, но и оделяет брата милостями вместо того, чтобы просто швырнуть его в тюрьму.
— Полагаю, вы придете на аудиенцию, Джон, — продолжал шериф. — Епископ регулярно встречается с архиепископом Кентерберийским. — Это было неприкрытое напоминание о том, что своим назначением на должность коронера Джон обязан Хьюберту Уолтеру.
— Приду, приду, можете не волноваться, — пробурчал он. — Хотя бы для того, чтобы не дать вам проявить излишнее рвение в исполнении королевского закона.
Генри Маршалл, епископ Эксетерский, жил в тени своего более знаменитого брата Уильяма, однако и сам при этом обладал множеством неоспоримых достоинств и, вне всякого сомнения, был более набожным, нежели значительное количество возведенных в епископский сан. Он не принадлежал к числу воинствующих прелатов, к каковым относился Хьюберт Уолтер, прославивший себя ратными подвигами в Крестовых походах. Генри Маршалл был настоящим аскетом и искренне жалел о том, что праведный, по его мнению, стиль церковной жизни кельтских времен канул в прошлое. Хотя сам он обитал в относительной роскоши, образ его жизни был умеренным по сравнению с собратьями по сутане. В качестве примера его праведности и глубокой набожности можно было привести введенный по предложению епископа обязательный взнос в размере полпенни, который каждое домовладение в Девоне и Корнуолле должно было уплатить собору на Троицын день — благотворительный акт, столь же популярный, как снег в августе.
Вот с этим-то человеком и должна была состояться пополудни встреча Джона и его шурина. Когда они прибыли, богослужение только что завершилось, и пребендарии расходились. Когда же ни пребендариев, ни их викариев и псаломщиков не осталось, появилась высокая фигура епископа в сопровождении архидиакона Джона де Алекона. За ним маячил силуэт регента Томаса де Ботереллиса. Процессия проследовала из молельни в прилегающую крытую галерею, и архидиакон кивком пригласил коронера и шерифа присоединиться к ним на уединенном и спокойном квадрате в обрамлении колонн.