Исиза Тан Бул

Тейя была элегантной женщиной чьи силы забирались требовательной цивилизацией и была храмовой собственностью – предметом. Так и жила она праведной женой Владыки Надзора – Гай Мельгарда Барки, благоухоженная и носимая на руках безопасными овнами – укреплённая в личном довольстве всеобщим коленопреклонным уважением. Неверно было бы считать эту историю дикой областью, то, что совершенно неведомо нашей яви и начисто заштриховано от нас, теперь познаётся умами этой историей. Ведь путь к этой области знаний проницаем и от того познаваем. Путь уверенно проходит через пространство души, что доказывает наше смущение, мысль и тревога, охватившие нас для пробуждения. Познав историю нам снится сон действительности. С тех пор, как вы, благочестивый читатель, впервые познали эту госпожу, когда она проплывала на золотых носилках, вы изменились с точки зрения познания к лучшему, о чём никак не заметил бы в себе тот, кто видел её в те годы непрерывно.

С другой стороны, гибель Гай Мельгарда Барки вышла из её пригожести, она стала сурова и суровость её, сохраняла общую обаятельность, и решительно обратила свою силу в одном направлении – в направлении расширения территорий. И при этом она возвысилась до Владыки Надзора, сидя на поставце трона, теперь одиноко, но с дочерью Исизой. Красота её вобрала кое-что от матери, особенно когда она по-матерински прищуривала глаз – это глаз матери, а лицо – при этом – становилось строже, да и смуглее и было не более правильно, не более благообразно, чем у женщины, родившей её. Об изменениях в осанке от следствия не семилетнего возраста её, а обязанностей, с которыми она сжилась, мы догадываемся. Прибавился внешний лоск богочеловека, который необходимо принять во внимание, чтоб верно представить внешность Исизы.

Фаворит перед покоем женщины – нужно представить его в белой одежде для сна: то было нижнее платье с короткими рукавами, оставлявшими открытыми руки. Он не прятал курчавых волос, голова была не покрыта ночной шапочкой, они спадали равномерной частоты прядями, а у затылка – меняя свою фактуру – волосы падали к плечам мелкими завитками, набегающими один на другой. На шее широкая из золота цепь, на которой висел защитный скарабей. Лицо его в эту минуту оказывалось изменено иератической картинностью, достигнутой искусными приёмами, которые он использовал в своём туалете – это симметричное подведение финифтью бровей и вытягивание линии верхних ресниц к вискам. С таким лицом – кастрированый овен – стоял он в её храме, таким видела фаворита Тейя сейчас у своего покоя и таким он появлялся в гареме. Он умел согреть сердце Тейи.

Тьму разрезала лампа Богомола и нужны были заушательские указания карлика, чтобы у Тейи шире открылся глаз на него. Что же, Тейя хотела понимать карлика, если она глядела на Богомола строго, то это ей казалось достаточным оправданием того, что она вообще глядела на него. При этом она не замечала, что от строгости, с которой она глядела на слугу, постепенно ничего не оставалось, а оставшееся любопытство заслуживало уже другого счастливого имени. Тейя, своим вниманием, убеждала маленького Богомола, что её очень интересует его существо раболепия. Она чувствовала, что обязана проявлять этот интерес к маленькому в силу своей слитности с Величеством Исиды.