Исиза Тан Бул

Богомол помогал ей сейчас оправдывать удовольствие, доставляемое ей этим посещением, которое она называла заботой и обязанностью. В эту минуту Тейя собиралась с мыслями. У задней стены залы сидела служанка с сильно намасленными волосами, она обязана была сопровождать мысли Тейи тихой игрой на лютне. Женщина была убеждена, что должна подумать, вопреки настоянию фаворита и просительной выспренности Богомола, допустить ли Амономаха на ночь под большой навес ложа. Из-за важности такого вопроса она только радовалась этому размышлению зная, что радость её вызвана тем, что ей – Исиде, предстоит вновь любить фаворита. Не удивлялась Тейя и тому, что с радостью ждала любовного вожделения, которое она должна была дождаться от супруга. Её ротик улыбался, когда видела, как смиренно гаснет под веками взгляд мужчины встретившись со строгостью её взгляда. Она полагала, что этого уже достаточно. Но тут ум предостерегал её указывая, что искусственный строй жизни её грозит рухнуть, но она объясняла себе с лицемерно преувеличенной беззаботностью, что не понимает таких опасений. Ведь теперь она была призвана расширить путь авантюр, с которыми – чего бы это ни стоило – хотела она идти. Могла ли она спохватиться, протрезветь, опомниться прежде, чем станет поздно? Могла ли она сама опознать опасность, которую не стремилась предотвратить? Было ли в её сознании предположение, что человеку, в сущности, важнее всего сохранить от потрясений собственный уклад жизни, создаваемый с великим искусством и большой тщательностью? А может она уже понимала, что мир и покой строится только беспокойным способом! Не перечислить всех примеров свидетельствующих, что человечество стремится к своему миру, не испытывая ни малейшей благодарности к тому, кто своими авантюрами, кровью, войной хотел его покой уберечь.

Облекать истории древности в слова и рассказывать их невозможно, но важна не сама суть историй – её можно выразить, а важен её аромат и флюид: счастье пережитой ими современности, которым та современность была пропитана, и которым я наполняю вашу душу «сновидца» долгое время спустя. В этом повествовании «сну» принадлежит решающая роль: задача «сна» поведать вам пережитое кровавым созиданием, как бы не удовлетворяла народы каждая такая попытка созидания!

Глава – 4

Надежда, сбывающаяся не томит сердце. Желание – древо жизни. Не пренебрегай словом. Не причиняй вред себе. Не бойся заповеди, ученье воздастся. Не будь не добр. У разумного дела успешны. Притчи Тин_ниТ.

Итак, Тейя села на ложе в собственной палате голубых колонн, на шелковистый балдахин, в той предупредительной тишине, какая во время такой процедуры всегда возникала. Однако на сей раз тишина была особенно глубокой, ибо вошедший мужчина не только безмолвствовал, но и старался управляться с делом совершенно бесшумно и оттого, в тишине, отчётливо слышалось его дыхание занятого делом. Шорох был настолько отчётлив, что казалось, что он был бы слышен и при менее обстоятельной тишине, так как походило скорей на пыхтенье. Этот шорох вызывал Эрота и то ли потому, что Тейя к ним прислушивалась, она недостаточно внимательно следила за действиями своих рук, которые коснулись мужских ног. Её служанка – одетая в паутину, деловито склонилась над парой, как будто нужно было привести что-то в порядок. Богомол, качая головой, глотал сладкое печенье, пропитанного вином и нанизанного на позолоченную бедренную человеческую кость, которую он держал за ядрёный конец пухлыми пальчиками и делал вид, что целиком поглощён этим занятием. А Тейя ободряюще подмигнула ему искрящейся щелкой глаза смуглого лица и было ясно, с каким она это сделала смыслом. Поняв, что свет лампы недостаточно ярок Богомол соскочил с ложа обручения и подбежал к не зажжённым канделябрам. Тут, пошарив в резных складках деревянных столпов, он достал кремень и трут, высек огонь и зажёг фитили – освещение стало роскошным. От плошек с короткими рыльцами для пылающих фитилей палата ожила. Богомол поджимал губы глядя, как пара резвилась на ложе и рад был присутствовать при этом эросе господ.