Иск Истории

Я уверен, евреи чуяли приближение погрома, как животные – приближение землетрясения, но, в отличие от них, не бежали спасаться, а замирали, как зайцы, ослепленные фарами летящей на них машины. Умение евреев обустраиваться на пепелище только что пронесшегося погрома, говорит о глубокой ущербности души, вышколенной тысячелетними кровопролитиями.

Погромы свое дело сделали. Они стали страшным, длящимся через весь век сном еврейской души.

Просыпаюсь весь в поту и – будто камень с плеч.

Или с голени: привязывали, чтоб не всплыл.

И глубокий – через всю жизнь – вдох: я в Израиле.

Перекликаются на древнееврейском (только подумать!) молодые голоса ребят, скользящих по гребням волн.

Сиротлив и дерзок человеческий голос в ровном шуме средиземноморских вод.

Но неуничтожим.

В Иудее Христа на тысячелетия вперед читалась судьба еврейского народа, Разница лишь в том, что тогда Римская империя властвовала над народом Израиля на его земле. Не был он еще «изгоем», «чуждым наростом», «паразитом». Иисус вовсе не был идумеем или сирийцем, хотя в течение тысячелетий не прекращаются попытки вывести его из среды евреев. Это были внутренние распри в среде евреев, какие бывает в любом народе. Но евреи отличаются одной трагической особенностью: все их внутренние распри сразу становятся предметом разборки в мировом плане. Сор мгновенно выносится из избы.

Архетип «евреи во всем виноваты»! – столь же бессмертен, как и Вечный Жид.

Сюжет скуден, но всегда обильно пропитан еврейской кровью.

Можно ослабить жгущий душу «раскаленный» вопрос, объективно, насколько это возможно, не подаваясь эмоциям, вести историческое расследование. При таком «медлительном» рассмотрении, по законам текста, который тут же как бы забывается за краем читающего глаза, снимается «накал». Но сколько не накладывай пластырей цитат, ремарок, возмущений и пониманий на кровавую бойню, сквозь них проступает, сочится, струится кровь безвинных.

Неотменимы слова Юлиана Тувима об общности еврейского народа не по крови, текущей в жилах, а по крови, текущей из жил. Чудовищный поток этой крови течет погромами конца ХIХ-го, начала ХХ-го столетия, гражданской войной, Второй мировой, проваливаясь водопадом в бездну Шоа-ГУЛаг, сводя с ума любого историка, видящего, как сгорают, съеживаются, превращаются в пепел, подобно сжигаемым погромщиками священным еврейским книгам, листки Истории.

В русской философской традиции не называемые великими по определенным обстоятельствам, и, тем не менее, великие русские философы Владимир Соловьев и Николай Бердяев (двух других, евреев, Л.Шестова (Шварцмана) и С.Франка не называю) чутко улавливали антисемитский синдром славянской души, за что ненавидимы были черносотенцами и «михаилархангельцами».

Высокопочтенного автора поражает качество евреев не ассимилироваться в течение тысячелетий, которое вроде бы и самим евреям непонятно. Если отбросить мистику, которая в данном деле, несомненно, играет немалую роль, то в реальности, чтобы понять это, надо быть «в этой шкуре», хотя бы на время, как в знаменитой «кровавой шутке» с обменом паспортов.

Удивительное дело. Стоит лишь попытаться взобраться на философскую высоту размышления о судьбах России, как очередная мутная волна ксенофобии с явным привкусом антисемитизма мгновенно снесет вниз.

В России просто невозможно заниматься чистой философией.

В России невозможен Кант, всю жизнь погруженный в философские исследования с перерывом на обед и сон.

Тут же злоба дня ворвется визгливой, тормозящей на полном ходу и все же врезавшейся в своего собрата машиной. Скомкает и опошлит ход мысли. Не успеешь опомниться, втянет в какие-то невообразимые по тупости тупики реальности.

Не вопросы вечности, жизненной тайны, Божественных начертаний и заповедей, а опять и опять «Кто виноват?» и «Что делать?» В тайниках сознания молчаливого большинства ответы на эти вопросы готовы еще до того, как они заданы.

Налицо прогресс. В отличие от, положим, годов 60-х, сегодня у этого молчаливого большинства свой печатный рупор, к примеру, «Русь православная». Трудно понять, почему православная церковь, сама претерпевшая адские муки, истинно длящийся три четверти столетия погром, смиряется с разнузданным антисемитизмом этой газеты, где слово «жид» повторяется с явно садистским наслаждением. Особенно бесчинствуют читатели в своих письмах. И можно поверить, что письма эти не организуются газетой, а выражают настроение черни, потомков тех, чьи отцы и деды «били жидов» и затем, как тараканы, затаились в щелях, где и прожили свою навозную жизнь. Грабителям, убийцам «по душевному порыву» или «именем закона», убивающим жертву, чтобы снять с нее добротные штаны и сапоги, или истязающим пытками следователям, расстрельщикам, вохровцам, по сей день затаившимся в щелях жизни, несть числа, если сумели за считанные годы извести из жизни десятки миллионов безвинных и беспомощных.

Третье тысячелетье на дворе.

А Россия никак не может «слезть с иглы» антисемитизма.

Набор обвинений скуден, но в течение тысячелетий действует безотказно.

Вероятно, «сумерки идолов» опять сгущаются.