«Искал не злата, не честей»

Они стали на одной высоте своего века: «Вольтер! Султан французского Парнаса», и запросивший у него в не полные 14 лет « златую лиру» ясноглазый отрок александровской России, чтобы быть «всему известен миру», попасть «в число парнасского народа» ( а в 1830 году он назвал фернейского жителя Вольтера «циником поседелым»).

Он «…жизнью трепетал»

Каждое отдельное лирическое стихотворение создается автором многозначным, многосмысленным. Стихотворения, как отражение времени, связаны генетически, они вызваны к жизни и радостью и тревогой души поэта, стремлением изменчивые, неуловимые призраки, загадочные проявления русской души и русской жизни рассмотреть под всевозможными углами зрения. В основе каждого из них лежит память поэта о истории Отчизны в мерцании пылающих противоречий, которая делает многомерным и многоликом каждое отдельное лирическое повествование:

Все снова расцвело! Я жизнью трепетал;

Природы вновь восторженный свидетель,

Живее чувствовал, свободнее дышал,

Сильней пленяла добродетель…

Хвала любви, хвала богам!

Вновь лиры сладостной раздался голос юный,

И с звонким трепетом воскреснувшие струны

Несу к твоим ногам!..

Эта особенность художественного дара, когда Пушкин с виртуозным мастерством превращает обычный мир в поэтический волшебный замок Монсальват времен короля Парсифаля, притягивающий своей загадочностью и таинственностью

А в нем, волею и воображением поэта, разместилась галерея подлинных персонажей и исторических, сказочных образов на основе документов, литературных источников и по воображению. И все говорит о таланте, развернутого с небывалой фантазией и размахом, и перед нами как бы предстает автопортрет самого Поэта кисти монументального живописца Альбрехта Дюрера, объединенного композиционно со своими персонажами и героями:

Сижу за решеткой в темнице сырой.

Вскормленный в неволе орел молодой,

Мой грустный товарищ, махая крылом,

Кровавую пищу клюет под окном,

Клюет, и бросает, и смотрит в окно,

Как будто со мною задумал одно;

Зовет меня взглядом и криком своим

И вымолвить хочет: «Давай улетим!

Мы вольные птицы; пора, брат, пора!

Туда, где за тучей белеет гора,

Туда, где синеют морские края,

Туда, где гуляем лишь ветер…, да я!..

Пушкин сближает прекрасный мир античности, добрую атмосферу русских сказаний и нравственную евангельскую риторику. Выражено это все убедительно властно, наглядно и натурально, как лобное место возвышения человека в качестве преобразователя мира без теней Авеля и Каина, по законам милосердия и любви. Создаются захватывающие истории, которые можно (в квинтэссенции) длить до идиллической бесконечности, порождая стили и образы, временные и вечные алгоритмы, имеющие нескончаемые потоки в человеческом бытии и звучащие симфонией в душе: «Общаться с теми, от кого можно научиться. Да будет твое общение с друзьями школой знаний, а беседа – изысканно приятным обучением: смотри на друзей как на наставников и приправляй пользу от учения наслаждением от беседы» – Бальтасар Грасиан (1601–1658) – испанский прозаик-моралист.

Личность непреклонной воли и решительных действий, самовластно принимающий решения, но не к жизни сытой, а по вере, что у русского в крови, Маяковским отмеченный (парафраз под Пушкина): «Может быть, нарочно я в человечьем месиве лицом никого не новей. Короной кончу? Святой Еленой? Буре жизни оседлав валы, я – равный кандидат и на царя вселенной, и на кандалы».

Ассоциативно напрашивается исторический образ папы римского Юлия II, принявшего единолично решение снести старую базилику св. Петра и на ее место возвести самый большой в христианском мире собор св. Петра по проекту Браманте.