«Искал не злата, не честей»

«Жизнь нетленна, жизнь прекрасна,

Но бывает в жизни так, почему – то свечи гаснут,

Наступает полный мрак. Ничего кругом не видно, страшно.

В этой темноте так просто За друзей принять врагов,

За любовь принять измену, Слепо растоптать цветы".

Куда мы идем в своем развитии? Кто будет ждать нас после заката луча? Какая же все-таки сила не дает нам покоя, вынуждая нас менять свои представления и понимания о Путях, стать летописцами стенаний и плача, зачастую не считаясь с нашим жалким интересом сохраниться на земной юдоли. Все эти качества ("смертные грехи"), презрев скитскими испытаниями несгибаемого Аввакума, по удивительной и странной метаморфозе вдруг представлясь духовными навыками, уводят человека от Творца, потому что именно на служении им концентрируется жизнь человеческого духа. Душа становится неспособна переживать духовную радость, отключаются некие духовные «органы чувств», а страсть (как мучение, страдание -церк.) затягивает всё сильнее и мучительнее, опустошая человека и требуя всё большего угождения себе и вызывая ассоциации с финалом «Реквиема» Ахматовой: «Опять поминальный приблизился час, /Я вижу, я слышу, я чувствую вас…». И – метафорические корреляции: как постоянное ощущение одиночества, беззащитности в мире, враждебном человеку. Пронзительный, нескончаемый контекст жизненных страданий, как колесо Сансары, заставляет вспомнить бессмертные страницы гоголевской «Шинели», где этот мотив переходит из физического мира ( природного холода) в нравственное пространство ( тонущая в "океане иллюзий" душа), а трагизм одной конкретной судьбы входит в историю русского мученичества, сливается с трагизмом человеческой жизни.

А поэтическое деяние Пушкина, прежде всего, есть картина мира, светлая и исторически перспективная, построенная на ценностных глыбах и пирамидах духовности. Где естественное соотношение светлого и темного, высокого и низкого, света и бездны; где поэт исследует свой душевный и духовный опыт, транслируя этот опыт через художественное слово в сцепке субьективно-обьективного созерцания и исследования глубины человеческой души, и прежде всего, «русской по движению».

«Ай да Пушкин, ай да сукин сын!»- восклицал поэт, закончив трагедию осенью 1825 года («Пир во время чумы»). И написал об этом Вяземскому 7 ноября – в годовщину петербургского наводнения, которое потом, в поэме, будет выражено им как бунт природы, грозный ответ на самоуправство человека, претендующего на власть над миром.)

Люблю я пышное природы увяданье,

В багрец и в золото одетые леса,

В их сенях ветра шум и свежее дыханье,

И мглой волнистою покрыты небеса,

И редкий солнца луч, и первые морозы,

И отдаленные седой зимы угрозы.

Можно смело утверждать, нам, живущим в двадцать пером веке, что творения Пушкина, являясь, в сущности. картиной мира и выражением его духовной биографии есть «художественная антропология», концепция бытия человека в прошлом, нашем настоящем и грядущем будущем.

Наследник библейских Адама и Евы, одинаково верящий в Перуна и второму лицу Святой Троицы, признающий «душ высокие порывы», уважение к себе и милосердие к людям самыми восхитительными творениями седого мироздания: «Создав Адама и Еву, сказал Бог: «…наполняйте землю и обладайте ею» (Бытие). И для которого земной рай (иначе – цветущий оазис души) – это «Древо Познанья» и моральная квинтэссенция Христа, давшего нам право на выбор, а не на грех, однажды прозвучавшее приблизительно так – я приду подобно молнии…и сотворю ваше милосердное будущее.

Прикоснешься осторожно к стихам Пушкина – и забываются «прелести святынь» и «повязанных ангелов», ведь функционал поэзии не в развлечении нас (как бы время скоротать?), она в другом целеполагании – помочь нам понять Жизнь, дойти до самых сокровенных и будоражащих ее «копий», чувств далеко минувшего и пережить их вновь в легендарном ответе князя Киевского Владимира на предложение принять веру мусульманскую: «Кто познал сладкое, тот никогда не захочет горького!»:

Прости, Тригорское, где радость

Меня встречала столько раз!

На то ль узнал я вашу сладость,

Чтоб навсегда покинуть вас?

От вас беру воспоминанье,