«Искал не злата, не честей»

Но скажу одно, в книге нет прославления, важности и нравоучения. Она не исчисляет погрешности и пороки, горести и несчастья, ей неуместно исправлять грубые нравы. Она лишь рекомендует спасительную опеку разума, равнонаправленная против безнадежной усталости духа и заведомому «принижению» человеческого порыва к знанию. И ходатайствует о восстановлении авторитета Художественного Слова и его благотворном влиянии на мир, рассеивающим туман пагубного неверия и лицемерия, чтобы человек был «…ко всякому доброму делу приготовлен» -лат.

Она не озарит тебя молниеносным словом и не потрясет силой шекспировского вдохновения. Однако, не будет тесно связана с «Похвалой глупости» Эразма Роттердамского и «Кораблем дураков» Себастьяна Бранта.

Тем не менее, речь идет о деяниях громких, сильных и перспективных, культивирующих идеал личности безустанно деятельный, творческий, «фаустовский»…

Того самого идеала, который в борьбе эгоизма и любви, бушующей в нашем сердце, на стороне последней, ибо слабый человек думает о себе, а сильный и мудрый – о мечте.

Хотя это сокровище – «Идеал» – хранится в «земных сосудах» (в человеке), несовершенных по своей природе, оно остается духовным свидетельством роста и развития, сильным и глубоким впечатлением самости и цельности личности: «Я с вами во все дни до окончания века» (Матф.) – говоря языком христианской аскетики.

Был в истории пример тому разительный, когда некий завистник Антифил обвинил художника Апелла в соучастии в заговоре против царя Птоломея. Разобравшись с делом, правитель выдал невиновному Апеллесу огромную сумму в 100 талантов, и самого Антифила в рабы Апеллесу.

И был другой, когда римская поговорка: Ne sutor ultra crepidam (Да не судит башмачник выше обуви) послужила источником для стихотворения (притчи) А. С. Пушкина «Сапожник» (1829):

Картину раз высматривал сапожник

И в обуви ошибку указал;

Взяв тотчас кисть, исправился художник.

Вот, подбочась, сапожник продолжал:

«Мне кажется, лицо немного криво…

А эта грудь не слишком ли нага?»…

Тут Апеллес прервал нетерпеливо:

«Суди, дружок, не свыше сапога!»

Есть единственное, пребывающее в ладу ума и чувств, показать тебе зримый окоем, русского поэтического Одиссея, по -мужицки работающего топором, чтобы построить собственный плот – личность, всяким размышляющую и разрабатывающую себя исключительным сюзереном мыслей, идей и которая не возводит «Сион кровью и Иерусалим – неправдою» (библ.).

Писал А. Экзюпери: «В основе всякой цивилизации лежит поразительный парадокс: человек уравновешивает могущество толпы». Дополним советом Тибулла: «В одиночестве будь сам себе толпой».

Понимая, что изменить ход Судьбы нам не дано: «мы в жизнь приходим по ее всевластвующему закону». Все будет так, как нужно собственной Судьбе:

Два пути нам не пройти,

Жизнь непременно возьмет свое.

Мы не властны остановить рассвет,

Вернуться назад.

– Т. Снежина.

Ледяные ветра сомнений купажируют наш рассудок, мы насыщенны под горло, живот, позвоночник пертурбациями призрачных надежд, «Как мыши ботвой заскорузлой шурша…// И каждый персональным гвоздем прибит». Колокола прошлого звучат в наших сердцах… и вдруг временами они превращаются в набат – а он, как известно, предвещает потери и падения, потому как « …смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе» – англ. поэт Д. Донн (эпиграф к роману «По ком звонит колокол» Эрнста Хемингуэя).

Усилим сентенцией Чехова: «…дьявол, та неведомая сила, которая создала отношения между сильными и слабыми, эту грубую ошибку»:

Слог дурен, темен, напыщен —

И тяжки словеса пустые.

Зачем все это? Зачем на небе живописный интерьер звезд, неизвестно для кого горящих и гаснущих. Зачем на Свете жизнь с ее легионом живых существ, и любящих и ненавидящих другу друга, вечно притягивающие одних и отталкивающие других:

«Храните их, кто сердцу дорог,

Кто за собой вас тащит в горы.

Как жаль, что их совсем немного,