Искалеченная

Муж предложил мне похоронить дочку здесь, во Франции. Но моя семья попросила, если возможно, провести похороны в Африке, чтобы попрощаться с ней. Я сообщила об этом чиновникам в мэрии, и они согласились оплатить транспортные расходы. Мне дали билет на самолет, чтобы сопровождать гроб. Как же я ненавидела в тот момент мужчин нашей общины! В последнюю минуту накануне отъезда они решили: «Отец должен ехать, а не мать. Женщине нужно остаться здесь. Если бы было два билета – поехали бы оба. Но есть только один, и он для отца».

Муж уехал, а я осталась здесь, плача, как больное животное.

Я никогда им этого не простила, моя мама тоже. Мне было нужно сопровождать своего ребенка домой, быть с мамой, разделить с ней траур. Все это прошло мимо меня. Мужчина, отец, человек, наконец, тот, кто не страдал при родах, тот, кто к тому же не допустил даже мысли, что мог бы отдать билет матери или купить еще один… Мужчины ничего не знают о материнской любви и уважении, которое обязаны выказывать матери.

Дети, всегда такие радостные, замкнулись в себе. Самой маленькой было тогда только два года. Она говорила:

– Кинэ умирать, госпиталь, умирать, госпиталь.

Она не помнит уже об этом.

Я была в глубокой депрессии. Через три месяца я купила билет на свои деньги и уехала на могилу дочери. К счастью, я верю в Бога, и, к счастью, у меня есть друзья, они сумели мне помочь, сказать нужные слова. Но часть африканского сообщества в Париже считала меня виновной в этой драме или, во всяком случае, ответственной за нее, потому что, по их мнению, я хотела жить, как белые, и везде возить своих детей. Такое впечатление было у меня тогда.

Мне было тяжело жить в то время. Иногда я ходила по улицам и встречала женщин, говоривших мне:

– Я видела тебя вчера и поздоровалась, а ты не ответила.

Я никого не замечала. Я была в депрессии, очень тяжелой и очень долгой.

Я больше не хотела видеть мужа, для меня все было кончено. То, что он не позволил мне сопровождать тело моей дочери, вызвало во мне омерзение. Я не хотела этого брака, окончательно и бесповоротно. Я знала, что где-то существует бюро африканских адвокатов в Париже, и отыскала его. Как только взяли в ясли мою последнюю малышку Бинту, я – для своего освобождения – предприняла демарши по разводу. Сначала сказала об этом мужу, но он рассмеялся мне в лицо.

Итак, я встречаюсь с чернокожим адвокатом, он заранее просит у меня гонорар. У меня нет с собой денег, но я обещаю ему принести мои сбережения на следующей неделе. На той же неделе встречаюсь с моей марокканской подругой, которая тоже хочет развестись. Она только что вышла из больницы. Муж избил ее и вытолкнул через окно. Но, к счастью, с первого этажа. Сломана нога.

Эта встреча подвигла меня на серьезные размышления, так как муж становится грубым и агрессивным. Я уже получила несколько ударов, особенно когда вторая жена вмешивалась в ссоры. Теперь я этого не позволю! В последний раз, когда он избил меня, я пошла в поликлинику. Там мне выдали медицинские справки. Мой адвокат хранил их в своем досье. Меня и мужа вызвали в суд в следующем месяце.

Моя мама сказала мне однажды:

– Только не вмешивай в эту историю вторую жену, она ничего не сделала.

– Но я тоже ей ничего не сделала.

– Мне звонили и рассказали, что ты ее притесняла.

– Уверяю тебя, что нет!

Значит, муж осмелился позвонить маме и сообщить ей эти небылицы. Но он не знал ее и думал, что мои пана и мама, как, к сожалению, многие африканские родители, будут слушать только его версию. Родители никогда не принимали мою сторону, но они размышляли обо всем. У нас, когда дочь хочет развестись, родители делают все, чтобы помешать ей, и иногда даже избивают ее, чтобы она «вернулась в семью».

Но с моими родителями было все иначе. Если я говорила маме, что не сделала ничего плохого, она верила мне. Молодая жена начала действовать мне на нервы, вела себя глупо и мелочно. Так, однажды она тайком провела к себе в комнату удлинитель от моей телефонной розетки, чтобы звонить за мой счет, поскольку за телефон платила я. Они оба пользовались пособиями на моих детей; у меня оставалась только маленькая зарплата переводчицы, на которую я могла существовать. Единственный раз, по-настоящему разозлившись на нее, я сказала мужу:

– Если она продолжит вставлять мне палки в колеса, то вернется в Сенегал в таком состоянии, в каком даже не представляет.

Однажды она окончательно вывела меня из терпения, не помню даже почему.

Эта женщина настолько считала меня врагом, что, когда я уехала в Сенегал на могилу дочери, мне пришлось просить кузину остаться с моими детьми. Я не доверяла ей: она их ненавидела.