Искалеченный мир

Тварь стояла на одном месте, пока что не делая попыток напасть. Неподвижно зыркала своими восемью, размером с кулачок новорожденного ребенка, глазищами, расположенными в художественном беспорядке, ничем не отличающемся от беспорядка обычного: давила на психику, гнида…

Лихо пошарила взглядом под ногами, наклонилась, подобрала валяющийся на дороге кусок оплавленного чего-то. Размахнулась, старательно прицелившись в скалящуюся морду. Кусок вроде бы обыкновенного кирпича, принявшего форму обкатанного морскими волнами голыша, чиркнул по боку ублюдка, чувствительно задев одну из ног. Монстр зашипел, шарахнувшись на полметра в сторону. И снова остановился, не кипя желанием отступить.

— Брысь! — рыкнула блондинка. — Пшёл, корявый!

Реакцией был очередной оскал и чуть более частая суета находящихся под кожей существа организмов. А может быть, и не их вовсе, но что бы там ни было — выглядело это предельно паршиво, вызывая самое стойкое желание всадить в рёбра паукособаке обойму, до предела забитую пульками со смещённым центром тяжести.

— Лихо! — Алмаз показал куда-то вперёд. Там появились сразу три членистоногих друга человека, совершенно хамским образом ощерившихся на стоящих возле машины людей. Спустя несколько мгновений справа от «Горыныча» появились очертания ещё одной твари, которую при всём желании нельзя было бы спутать с уцелевшим жителем Кургана, жаждущим поприветствовать заезжих гостей.

«Бах!» — «Стечкин» в руке Лихо дёрнулся, и самая ближняя к ним паукособака со всё тем же шипением подпрыгнула на месте, задёргала всеми лапами и начала заваливаться на бок. Матово-чёрные выпуклости глаз оставались бесстрастными, и только судорожные движения всех шести ног свидетельствовали о том, что ей очень «бо-бо». Морда елозила туда-сюда, размазывая по земле зеленоватую слюну, которой, казалось, стало ещё больше.

«Шыр-шыр-шыр!» — Одно из тройки существ резво припустило в сторону подраненной соплеменницы. Два других остались неподвижными, как будто в этом страшненьком драмкружке роли были распределены заранее, и их выход ещё не настал.

Паукособака преодолела около полусотни метров и остановилась рядом с товаркой. Получившая пулю гадина всё ещё ворочалась, никак не думая подыхать. Подоспевшая особь наклонилась к ней, и оскаленная пасть сомкнулась у неё на горле. Раненая тварь на миг напряглась, будто пытаясь сопротивляться, и обмякла. Из разорванного горла медленно, даже как-то неохотно, принялась сочиться прозрачная жидкость с коричневым оттенком.

— Падальщики… — Алмаз, держащий на мушке оставшуюся на месте парочку ублюдочных гибридов, покосился туда, где над успокоившимся трупом паукособаки топтался её близнец. — Жрать подано, налетай…

Но, вопреки его ожиданиям, тварь не стала устраивать обжираловку — ни себе, ни появившимся рядом с ней экземплярам. Она просто замерла на месте, тоже принявшись сверлить ожидающих дальнейшего развития событий людей бесстрастным взглядом.

«Та-да-да!» — «Калашников» стеклореза невыразительно откашлялся, и паукособака приказала долго жить. Оставшаяся на своих конечностях парочка не тронулась с места. То ли они видели, что их соплеменница уже не нуждается в помощи, позволявшей скоро и безболезненно отойти в мир иной, то ли сработал какой-то инстинкт, позволявший определить это как-то по-своему.

— Как тут у вас всё организовано… Прямо завидовать впору. — Палец Алмаза ещё несколько раз потревожил спусковой крючок «дыродела», зачистив местность до конца.

— Спасибо товарищу Сдвигу за наше нескучное нынче. — Блондинка криво усмехнулась, посмотрев на Книжника, замершего со стволом в руке и выглядевшего вдрызг огорчённым, что ему не дали продемонстрировать, как надо лупить мимо мишени.

— Ещё. — Очкарик поднял пистолет, нацеливаясь куда-то назад. — Да сколько же их там…

Алмаз быстро оглянулся и помрачнел. Тварей прибыло раза в три больше, чем он успел до этого приструнить окончательно. Они приближались неторопливо, и вид соплеменников, которых постигла незавидная участь, похоже, нисколько не смущал их.

— Дела хреновенькие. — На скулах Лихо вспухли желваки. — Книжник, за руль. Быстро!

Очкарик со злым, сосредоточенным лицом прыгнул за «баранку», врубил заднюю скорость. «Горыныч» взвыл мотором, и Шатун, ухватившись руками за шипастую решётку, стараясь не распороть себе ничего, налёг со всей силы, выталкивая внедорожник из западни.

— Давай! — Громила побагровел от натуги, на шее, на руках крупно выступили жилы, могучая фигура в этот миг казалась словно высеченной из камня — монолитной, несокрушимой. — Пошёл, падла!

«Горыныч» буксовал, не желая выскакивать из трещины.

«Бах! Бах! Бах!» — не переставая, огрызался «стечкин» блондинки. «Та-да-да! Та-да! Та-да-да-да!» — как обычно, без накладок отхаркивался горячим «первым блюдом» «калашников» Алмаза.

— Налетай, слюнявые… — Стеклорез уложил ещё двух ублюдков и ловко поменял обойму. — Шарик, Шарик, — на, на, на…

— Давай, давай! — надсаживался Шатун, выкладывающийся изо всех сил. — Рептилия хренова!