Искатель, 1961 №5

Буба, случалось, подкармливал пленных и разрешал на время отлучаться в город. Вообще ему многое сходило с рук. Среди немцев он был единственным специалистом-железнодорожником. Он отлично разбирался в станционном хозяйстве. Кукелко не мог и дня без него обойтись. Ближайшие помощники шефа Вальтер и Квательбаум стали железнодорожниками только из-за боязни попасть на передовую. Квательбаум, сынок влиятельного папаши, разгуливал по платформе в белых перчатках. Вальтер был увлечен дрессировкой собак — он держал целую свору.

Как я познакомился с Фаалем? После случая с Ленькой меня вызвали к начальнику угольного склада. Начальник оказался немолодым, плоскогрудым и довольно хилым немцем. Он носил большие роговые очки и нисколько не походил на плакатные изображения бравых немецких солдат. Его усталый вид говорил, что война ему, собственно говоря, до чертиков — для него лично превыше всего не Германия, а диета.

В конторке никого не было. Фааль поздоровался со мной за руку.

— Я был вчера около ворот, Сосновский, — сказал он. — И видел все, что там произошло с мальчиком. Хотите работать у меня на угольном складе? Здесь вам будет хорошо.

Пришлось отказаться — мне вовсе не к чему было уходить из депо. Мы разговорились. Оказалось, Буба был страстным любителей музыки. До войны играл первую скрипку в любительском оркестре железнодорожников и теперь, бывали случаи, выступал перед солдатами в станционной столовой. Узнав, что я увлекался фортепьяно и учился в музыкальной школе, Фааль предложил мне принять участие в концерте. Я согласился. «Возможно, — думал я, — это даст мне какие-то привилегии…»

Тяжело, стыдно было представить, как я выйду на сцену, раскланяюсь перед чужими мундирами, перед этими глубоко ненавистными мне людьми, которые не испытывают ко мне ничего, кроме презрения. Я, советский офицер, буду увеселять их!»

Финал концерта был неожиданным — немцы потребовали «Катюшу».

Сначала Фааль, прижав скрипку острым подбородком, сыграл «Аве Мария» Баха — в своей инструментовке, потом несколько брамсовских венгерских танцев, потом бетховенскую «Аллилуйю», наконец Роберт бодро и бесстрастно исполнил несколько этюдов Шумана.

В столовой, превращенной в концертный зал, было довольно людно. Многим программа концерта пришлась не по вкусу, и музыкантов довольно часто прерывали криками. И вот зал требует «Катюшу». Впрочем, чему удивляться? «Катюша» приобрела популярность в немецких войсках, ее напевали, насвистывали повсюду, мотив русской чудесной песни угадывался в гнусавых звуках солдатских губных гармоник… Больно было слушать исковерканные, переделанные на чужой лад слова — в них звучало издевательство над нашим народом, у которого они, пришельцы, украли мелодию, украли песню.

Фааль кивает на стул у рояля. Роберт садится — ив медленном, песенном ритме начинает играть. В конце зала, у самой стены, он видит двух русских девушек — это официантки. У них простые, милые лица. Он будет играть для них песню о верной и любящей дивчине, которая умела ждать своего орла. Только они смогут понять эту песню.

Зал долго аплодирует, Фааль крепко пожимает Роберту руку: «Ваш дебют прошел с успехом». Когда Сосновский протискивается сквозь толпу и выбирается в коридор, к нему подходит одна из официанток и, оглянувшись по сторонам, шепчет: «Товарищ Роберт, ждите меня у красного дома, я проведу вас к Шурику».

Мог ли рассчитывать партизанский разведчик, что будет так вознагражден за этот концерт?..

Маленькие окна комнаты Шурик Климко заставил геранью, фикусами, филодендронами — в листьях путался тусклый свет. Случайному прохожему нелегко было разглядеть, что творится в доме.

Екатерина Михайловна, мать Шурика, уже привыкла к тому, что сын ведет тайную, скрытую от родных жизнь, привыкла и к частым гостям, к троекратному стуку в крайнее правое окно. Соседям, чтобы не заподозрили неладное, не начали болтать, жаловалась: «Мои-то, мои-то гулять стали! Что ни вечер, то пьют, на гитаре играют, просто свихнулись ребята». Ну, а у кого пьют, у того и гостюют… Да и что за невидаль — вечеринки с самогоном, с гитарными переборами, с песнями?

В комнате, за плотно прикрытой дверью, за баррикадой из герани и фикусов — четверо. Партизанский связной Петр Жуков, слесарь Шурик Климко, официантка Маша Костромина и Роберт Сосновский. Леньке Холевинскому поручено особо ответственное задание — отвернув ватную куртку так, чтоб вовсю глядела тельняшка, сунув рогатку в нагрудный карман, лихо щелкая семечки, Ленька с компанией озорников подростков бродит по «штрассе». Если покажется на улице патруль, Ленька свистнет в два пальца так, что на другом конце Лиды услышат.

Под охраной опытного и зоркого дозорного Леньки Холевинского в маленькой, похожей на чулан комнатушке, в доме номер двадцать семь идет совещание.