Искатель, 1961 №6

В то время мы еще не добирались, когда вздумается, до Северного полюса, если не было какой-то сверхсрочной необходимости. Поэтому, «загорая» на базе, мы ждали решения Москвы.

Будучи уверены, что такая «сверхсрочная необходимость» для последнего полета существует, мы не очень волновались — разрешат. По инструкции такой полет совершался только с ведома Главсевморпути, а инструкция в авиации слово священное, хотя, впрочем, люди, далекие от летной работы, утверждают, что авиация начинается там, где кончается порядок.

Зимовка на базе отличная. А поскольку во всей Арктике среди зимовщиков нет ни одного плохого, то мы чудесно проводили время, чувствуя себя в гостях у близких и очень приятных родственников.

Однако спустя день стало пасмурно. Призрачные языки поземки лениво поползли по серым сугробам. Еле видно, подобно спиртовому огню при солнечном свете, начинали куриться снежные барханы.

Теперь мы уже с тревогой всматриваемся в жречески непроницаемые лица синоптиков.

Я не знаю, какие тайны, какие «телепатические» связи существуют между полярными синоптиками и командованием в Москве. Однако почти за тридцать лет работы в Арктике я убедился, что такие таинственные «отношения» между ними есть.

Стоит командованию дать «добро» на вылет, как синоптики говорят «отставить». Если синоптики не возражают, возражает командование. В общем, по моему убеждению, командование и синоптики составляют кольцо игольного ушка, сквозь которое нам приходится пролезать в небо.

Москва пока молчала.

Синоптики пока утверждали:

— Погода летная.

Станция СП тоже радовала нас хорошей видимостью и высокой облачностью.

Наконец командование дало «добро».

Лица синоптиков помрачнели. Они пообещали пургу.

Мы не удивились.

Будем ждать. Нам, кроме необходимых продуктов для зимовщиков, предстояло отвезти на СП взрывчатку для гидрологических работ.

Обещания синоптиков сбылись. Поднялась пурга. Через четыре часа после разрешения на вылет из здания зимовки можно было выйти, только держась на протянутом канате.

Синоптики радостно сообщили, что пурга пройдет через каких-нибудь пять-шесть дней, и мы, по их твердому убеждению, могли не волноваться.

Мы постарались последовать их совету.

Предсказание синоптиков оправдалось. Пурга утихла в назначенный ими срок.

Мы осмотрели аэродром. Его перемело широкими полосами плотных, спрессованных норд-остом сугробов.

— Ничего, взлетим, — сказал командир корабля Иван Иванович Черевичный, когда синоптики в ближайшее время снова пообещали «ветерок».

Пока погода стояла отличная. Небо ясное. Усиленно светила освеженная ветром луна. Мороз градусов под пятьдесят бодрил и подгонял.

Самолет к вылету подготовили быстро.

Мы поужинали. Когда уже застегивали «молнии» на комбинезонах, к нам подошел совершенно расстроенный начальник зимовки Михаил Иваницкий. Он держал в руках огромный сверток, укутанный в два спальных мешка.

— Места нет! — отрезал Черевичный.

— Понимаете, — начал трагическим голосом Иваницкий, — на СП нет ни одного детонатора. Они только что сообщили.

Мы посмотрели на Иваницкого ошеломленно. Уж кому-кому, а ему-то, как начальнику зимовки, отлично было известно, что возить в одной машине взрывчатку и детонаторы запрещалось. Строжайше и категорически. Больше того, на него, как на начальника зимовки, возлагался контроль за тем, чтобы экипажи не позволяли себе подобного, и обязанность привлекать экипажи к ответственности за нарушение приказа.

— Так, значит, детонаторы надо везти? — мрачно спросил Черевичный.

— Детонаторы… — сокрушенно проговорил Иваницкий. — Детонаторы.

— Зачем же так много? — ехидно спросил Черевичный.

— Ведь на СП ни одного нет.

— Нам одного хватит… Чтобы взлететь… и разлететься.

— Иван Иванович?

— А инструкция?

— Иван Иванович!

— А ответственность?

Трудно передать, какую скорбную физиономию состроил Иваницкий. Он принялся уверять нас, — как будто мы сами не знали! — что на СП идет последняя машина, то есть мы, что теперь только от нас зависит, сорвутся или не сорвутся все гидрологические работы на станции, потому что — Иваницкий объяснял это очень популярно — взрывчатка без детонаторов не взрывается: что мы спасем ему, если не жизнь, то карьеру наверняка, ведь это он забыл отправить детонаторы своевременно.

Нам представлялся выбор — быть спасителями, отцами и благодетелями или совсем наоборот.

Черевичный молчал.

— Не положено, — резко сказал наш радист Герман Патарушин.

Он затянул «молнии» на комбинезоне и пошел к выходу.

Мы переминались с ноги на ногу. И Черевичный, и бортмеханик Саша Мохов, и второй пилот Александр Данилович Горбачев, и я старались не смотреть друг другу в глаза. Мы понимали и свой риск, понимали Иваницкого, понимали своих товарищей на СП. Риск был более чем велик.

Пришел радист зимовки и со скорбным видом подтвердил слова Иваницкого: на СП нет ни одного детонатора.

— Братцы!.. — взмолился Иваницкий. — Да вы не кладите их, проклятых, в фюзеляж!

— А куда? — сдаваясь, спросил Черевичный.