Искатель. 1962. Выпуск №6

«Вас нет, падре! Это он вас придумал. У него есть машина, которая создает людей, много людей, целые города, Рим, Неаполь, Адриатическое море. Его имя Кардуччи, профессор Кардуччи!»

«Кардуччи?» — удивился священник.

«Да. Его имя Кардуччи, падре, — Ренато упал на колени. — Я зарезал человека. Я зарезал Джованни Сикко за убийство моей возлюбленной Анджелы. Этот человек, — он повернул голову в мою сторону, — сделал так, что Сикко ожил! Понимаете, Сикко опять жив! Я только что видел его собственными глазами!»

Ренато обхватил колени священника руками, спрятал голову в его мантию и снова зарыдал.

«Святой отец, я объясню вам, в чем дело», — начал я…

«Продолжай, сын мой, продолжай, — мягко говорил священник. Его тонкие пальцы перебирали волосы на голове Ренато, а глаза впились в меня, как две иглы. — Это вы писали статьи о том, что душа человека состоит из одних электрических токов?» — шепотом спросил меня священник.

«Вы очень примитивно излагаете мои…»

Но он, не слушая мои объяснения, продолжал:

«И что можно познать устройство человеческой души?»

«Да, но…»

«Да, да! — снова закричал Ренато. — Он управляет душой, как сам дьявол. Он создал этот страшный дом, он создал вас. И он… Ведь мертвые никогда не встают из могил, падре? Они не выходят из вод Тибра на берег, как Джованни Сикко? Я сам, вот этими руками, убил его и бросил в воду… И теперь он там! Там! Внизу!»

Ренато подбежал ко мне.

«Если вы могущественнее бога, почему вы воскресили Сикко, а не воскресили Анджелу? Почему, я вас спрашиваю? Если вы честный человек, то вы должны были бы прежде всего воскресить ее».

«Милый мой Ренато! Я никого не воскрешал. А ваша Анджела жива…»

«Жива? Вы говорите правду?»

«Конечно, она жива!»

«Тогда идемте к ней, немедленно идемте! Падре, вы свидетель. Этот человек говорит, что Анджела жива…»

Мы выбежали на площадь Тритоне, когда на улице забрезжил рассвет. За мной и Ренато зловеще следовали две черные тени — священник и монах, стороживший вход в часовню.

Было совсем светло, когда на такси мы въехали в переулок, круто спускавшийся к реке. Машина остановилась у серого двухэтажного дома, и мы побежали на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице. Ренато лихорадочно забарабанил в дверь. Она распахнулась, и в ней появилась фигура женщины в черном.

«Синьора Больди, где Анджела?» — закричал Ренато.

«Там…» — она отступила в сторону, вытянув руку в сторону покосившейся двери.

«Там?» — переспросил неуверенно Ренато.

«Да, там. Но её уже нет…»

«Как нет? — закричал я. — Что вы говорите!»

«Ее забросали камнями какие-то негодяи, когда она шла на баржу, чтобы перенести картины синьора Ренато. Она ведь слепал и не — могла от них убежать. Она скончалась два часа назад».

Дальше я не слышал ничего. Ренато рванулся назад. Спотыкаясь и падая, он спускался по крутой лестнице вниз.

«Сон! Неправда! Проклятый Кардуччи! Проклятье богу, создавшему ученых!»

Из-за поворота улицы вылетела открытая военная машина, до отказа набитая пьяными офицерами и женщинами. Они горланили во всю глотку, совершая утреннюю прогулку после ночного — пиршества. Ренато остановился посреди улицы, широко расставив руки:

«Проклятье вам!»

Я не успел опомниться, как автомобиль на полном ходу сбил Ренато с ног и отбросил к стене. Шофер даже не попытался затормозить. Пьяная компания помчалась к берегу реки.

Очевидно, эти сцены и породили версию о том, что я изобрел машину, которая делает людей безбожниками.

Несколько минут Ренато еще дышал.

«Ренато, Ренато, скажите хоть что-нибудь», — умолял я его.

Пульс на руке едва прощупывался. Сердце билось с долгими, грозными паузами.

На мгновение он открыл глаза.

«Кардуччи? Славный вы малый… Как хорошо, что кончаются эти две минуты одиночества…»

Больше он не произнес ни слова.

Профессор умолк. Я сидел, боясь нарушить тишину, и силился проанализировать его трагический рассказ. Это было очень трудно, потому что все в нем было для меня необычно. Ясно только одно: Ренато, на чувствах которого так рискованно «сыграл» биофизик, пережил очень многое. Его погубила реальная жизнь с ее ужасными впечатлениями, запавшими глубоко в память. К трагической развязке художника привела его острая чувствительность.

— Синьор, можно к вам? — вдруг прервал наши раздумья высокий парень, один из тех, кого я видел, входя в' хижину.

Кардуччи вздрогнул.

— Синьор, вам больше здесь оставаться нельзя.

— Почему?

— В деревне неспокойно. Священник сегодня в вечерню произнес проповедь против вас.

— О! Что же мне делать?

— Нужно уходить, синьор.

— Куда?

— В горы.

— К кому?

— К людям, которые любят и уважают вас.

Я облегченно вздохнул. Значит, все-таки я был прав и здесь у профессора есть друзья!

— Разве такие есть? — спросил он.

— В Италии их много. Собирайтесь. Сейчас самое время.

— Но я не знаю дорогу. Где я буду искать этих людей?

— Вас проводит Антонио. Он здесь. Входи, Антонио.

В комнату вошел старик, тот самый, которого я встретил, приехав в деревню.

— Добрый вечер, синьоры, здравствуйте, синьор доктор. Идемте, пока не поздно.

Кардуччи посмотрел на меня в нерешительности.