Искатель. 1962. Выпуск №6

И вдруг несколько серых невзрачных кремешков, высмотренных под ногами, преображают весь мир. Вместо угнетающе плоских полированных такыров, грузных раскаленных песков теснятся непроходимые заросли тугаев с влажной густой тенью, смыкаются гигантские камыши, раскидываются полноводные прохладные озера, в которых оживленно всплескивает рыба. Стаи диких уток, чайки, цапли, изящные, немножко манерные фламинго. Царственные лебеди с неуклюжими лебедятами и огромные важные пеликаны покачиваются на воде. Тяжело хлюпает по мелководью кабанье семейство. А на другом берегу — подозрительное шевеление в камышах. Тигр! Высматривает себе на завтрак олененка.

Это не мираж. Такими были берега Узбоя, когда селился на них первобытный рыболов и охотник каменного века.

Остатки первого жилища тех веков экспедиция открыла еще в 1939 году, но не на Узбое, а на Акча-Дарье в предгорьях Султан-Уиздага (около крепости Джанбас).

Овальное сооружение 15 метров в диаметре, около 10 метров высоты. Сохранились даже ямки от оснований столбов, на которых покоилась крыша. В такой хижине ютилось не менее сотни человек. Посредине горел общий неугасимый огонь. Маленькие костерчики и очажки были разбросаны по всему по «мещению. На них готовили пищу, около них согревались в холодные ночи.

Слева от входа археологи обнаружили «танцплощадку» — место для свершения общинных обрядов, ритуальных плясок. Сергей Павлович Толстов окрестил жителей общины кельтеминарцами, по имени ближайшего современного канала.

Связи этого первобытного шалаша с миром оказались неожиданно обширными. Бусины из раковин не редкость для археолога. Но раковины попали в шалаш кельтеминарцев из разных и очень далеких морей. Один вид ракушек водился только в Индийском океане, другой — в Красном море, третий — в Аравийском заливе, четвертый — в Персидском заливе.

Узнали мы и о трагической судьбе кельтеминарского дома. Он пострадал от пожара, потом его затопило наводнением.

Это и был период полноправного существования реки Узбой. С четвертого по второе тысячелетие до нашей эры.

В следующий по времени бронзовый век берега Узбоя были заселены значительно реже. Стоянок еще более позднего — железного века — совсем мало. Жизнь в это время сосредоточивается на обильно обводненных протоках Акча-Дарьи. Путь к Аралу становится основным течением реки. В античное время жизнь на Узбое угасает почти полностью, потому что в нем уже нет воды. Только незначительное течение доходит до Сарыка* мыша.

В каменном веке человек подчинялся реке. Она текла как хотела, и он брел по ее следам. В бронзовом веке он вступил с ней в борьбу. Начиная с античности, человек победил реку, и она текла там, куда он ее направлял. Еся дальнейшая судьба реки в руках человека. Повороты и прорывы Аму-Дарьи в древнее русло происходят в результате тяжелых социальных катастроф, разорительных войн, когда человек выпускает реку из-под своей власти. В эпоху цивилизации география Земли подчиняется не только законам природы, но и законам человека, законам развития человеческого общества.

Так тайна Узбоя перестала быть тайной.

Узбой в истории экспедиции — любимая страница воспоминаний.

— Нигде так не любят ломаться машины, как на Узбое, — клянется бессменный шофер экспедиции Коля Горин — заслуженный балагур и насмешник, неоднократно доказавший на опыте, что в пустыне еще важнее, чем вода, чувство юмора.

Веки у Горина с родинками счастливчика, а голубые глаза с прорыжью.

— Глаза у меня тоже на Узбое выгорели, — скромно замечает он, — раньше темно-синие были. Как васильки! Точно, на седьмой гряде и выгорели, где мы в 1951 году сломались. Да как же им и не выгореть. Такие гряды, попросту горы песчаные. И было их семь. А машин всего только три. Шесть гряд взяли! На седьмой гряде одну машину пришлось оставить, вторую в Нукус отправили за помощью, третья дальше пошла. На какой из трех был Сергей Павлович — ясно. А я там же, где и Сергей Павлович. Вопросов нет?

Вода оставалась… в бочке из-под постного масла. Хлопкового. Это не то, что льняное или кукурузное, которые без запаха. А вот с едой получилось туговато. Ни хлеба, ни сухарей. Сухарные крошки ребятам на седьмой отдали. Пусть поклевывают. Сами решили обойтись — лопатой. Манка у нас была и лопата. На барханчиках я вывеску прилаживал: «Хлебопекарня имени Горина», и на лопате пек из манки лепешки. В жизни ничего вкуснее не едал. И выгодно! С утра откусишь кусочек и жуешь до самого вечера, еще и на завтра останется дожевывать.

— Ты хоть не загибай, Колька! Все же ведь свои.

— Ну разве что свои, — с грустью соглашается Колька.

— А что я задом-наперед всю пустыню проехал, этому верите?

— Верим. Только это в другой раз было.

— Но все равно на Узбое. Передний мост сломался. А в тот раз хуже было.

Настоящий переполох поднялся в Нукусе, когда машина туда добралась, из трех — одна!

«Как так? Бросили товарищей в глубине пустыни?! Они там без продуктов сидят?! Без бензина!..»

«Да они не сидят. Они дальше поехали, а мы только лишние едоки».

«Куда поехали? За водой?»