— Вы теперь на приземельских?
— Что же, я должен всю жизнь летать на глайнерах? — спросил Сема. — Я на приземельских.
— А тот пилот?
— Не летает. На Земле.
— Его тогда действительно лишили?..
— Его?.. Хотел бы я… Он готовит себе экипаж.
— Ага, — сказал Кедрин. — Можно садиться?
— Сделайте ваше одолжение, — сказал Сема.
Кедрин шагнул в переходник. Гур нагнал его уже в салоне. Он протянул Кедрину маленький пакетик.
— Вот, возьми… на память. Я снял для тебя копию с записи Холодовского.
— Зачем?
— Прочитаешь на планете, когда будет время и настроение…
— Спасибо… — рассеянно сказал Кедрин. — Ты видел Герна?
— Да.
— Он тебя не убил?
— Хотел. Но я его обезоружил: спросил, из какого пластика была защита автоматики в реакторах «Гончего Пса». При неожиданных вопросах Герн теряется, и я успел сбежать. Кстати, а ты не помнишь, какой пластик?
— Никогда не знал.
— Жаль. Впрочем, я узнаю. Думаю, что это был пластик «К-178»… — Он хитро прищурился.
— Ну и что?
— Ничего. Итак, расстаемся на месяц?
— Не знаю…
— Зато знаю я. Ты попрощался?
— Что? А…
Кедрин умолк. Гур сказал:
— Ничего, грустящий друг мой… Воистину прав был кто-то, сказавший: «Если бы бури в пространстве были столь же преходящи, как в любви, не было бы ничего приятнее полетов…» Кто это сказал?
— Не знаю, — буркнул Кедрин.
— По-моему, опять я. Или иной классик, но это неважно…
Прозвучал сигнал окончания посадки. Кедрин поднял глаза.
— Скажи ей, что…
— Нет уж, — усмехнулся Гур. — Это ты сделай сам… Через месяц или раньше…
Когда люк корабля вдвигался на место, Кедрину показалось, что из зала донесся веселый голос:
— Или раньше…
XVII