Искатель. 1965. Выпуск №1

Появление командира обескураживает матроса. Встретив направленный в упор строгий взгляд, он совсем теряется и, косясь на ведро, сбивчиво рапортует.

«Добрый будет моряк; мается, а замены не просит, — думает о нем командир. — Еще один поход, и у кока хорошим едоком прибавится».

В соседнем отсеке над столом склонились две разномастные головы, почти касаются лбами друг друга, будто собрались бодаться. Смуглый брюнет — трюмный Флеров, русоволосый крепыш — торпедист Никитин. Физиономии у обоих красные, сердитые. Они неразлучны и вечно спорят. Матросы зовут их Ершами Ершовичами. Заметили командира, вскочили, руки по швам. И шторм их не валит…

— Сидите, — махнул рукой Мариненко и опустился рядом. Оглядел Ершей, усмехнулся. — Почему не спите? Опять ссоритесь?

— Да нет, это мы так… беседуем, — смутился Флеров.

Ветер несколько ослабел, но море не успокоилось. Валы набегают во тьме со всех сторон. На их изломанных гребнях пузырятся разводья пены. По-прежнему сильно качает.

Семнадцать минут назад подводная лодка пересекла зыбкую границу минного поля. Семнадцать минут!.. Мало это или много? В обычной жизни — капля, в бою — океан. Здесь — бой…

Мариненко взглянул на часы. Время, кажется, остановилось. Он уже ничего не мог изменить, на его долю оставалось одно — многотонная тяжесть ожидания.

Снизу из люка падает свет. Там — жизнь. Она может оборваться, вот сейчас или через миг… Он приказал надеть спасательные пояса.

Вот и еще минута прошла!

Лаг неторопливо отсчитывает пройденные мили. Его стрелки едва ползут по белому полю циферблата. Короткий щелчок — и миля уходит за корму. Но между щелчками — бесконечность.

Штурман Михеев неотрывно следит за черепашьим ходом часов. Они не спешат. Тикают себе.

В центральном посту шумно: в люке завывает ветер, стрекочут и посвистывают приборы, утробно чавкает помпа — сосет воду из трюма, а штурману кажется, что он слышит звонкие и необыкновенно тягучие удары собственного сердца. Он замер, прислонившись к переборке, руки упрятал за спину: пусть лучше их никто не видит. Рядом на боевых постах застыли матросы. Лица у них спокойные, бесстрастные, жесты привычно выверенные. Тревога — в глазах, и потому люди стараются не смотреть друг на друга.

Осталось девять минут… семь… четыре…

Но вот стрелка, дрогнув, неохотно переползает через заветное деление. И в тот нее миг штурман срывается с места, мчится к трапу на мостик, однако на последних ступенях трапа замедляет шаги и командиру докладывает буднично, просто:

— Мы его прошли, это поле…

Скоро полночь, а вражеского конвоя нет и в помине. Пять пар настороженных глаз сверлят ночь с мостика подводной лодки. Вокруг только беснующееся море. Время от времени мостик накрывает не то туман, не то густой дождь, и тогда за его частой сеткой вообще нельзя ничего рассмотреть.

Долгие ожидания подводникам не в диковинку, и все же нервы у всех напряжены до предела. В отсеках затихли разговоры, на лицах давно погасли улыбки.

Мариненко выколотил трубку о поручень, набил ее новой порцией табака и, не прикуривая, сунул в рот. Курить на мостике он сам запретил.

«Может, этот треклятый «Вильгельм» и вовсе не выйдет сегодня, — думает он, обшаривая глазами волны. — А что, если он уже прошел?!. - в груди появляется противный холодок. — Нет, не мог пройти… Не должен был», — успокаивает себя Мариненко. Брызги хлещут его по лицу, заползают за ворот ледяными струйками. Он сильнее стискивает зубами мундштук трубки.

После полуночи ветер переменился и погнал тучи к востоку.

Шторм явно шел на убыль. Гребни волн заметно сгладились, хотя на их вершинах еще курчавились белые завитки. Посветлело. На миг проглянула и тотчас спряталась ущербная луна.

И почти в то же мгновенье стоявший рядом сигнальщик выкрикнул:

— Вижу силуэт корабля!.. Нет, три силуэта! — поправился он. — Вот они!..

Впереди, чуть правее курса подводной лодки, смутно темнели три расплывчатых пятна: одно большое и два — поменьше. Они почти растворялись в ночи.

Внизу по отсекам прокатилась переливчатая дробь тревожных звонков. В течение нескольких секунд из люка слышался шум и громкая разноголосица. Затем все стихло, и центральный пост доложил о готовности подводной лодки к бою.

Штурман прильнул к визиру пеленгатора и взял несколько пеленгов на фашистские корабли.

— Они уходят от нас!.. Быстро уходят! — доложил он встревоженно.

Командира охватило беспокойство. Погружаться поздно. Идти над водой?.. Можешь обнаружить себя…

— Под водой их не догнать! — точно отгадав мысли командира, растерянно проговорил штурман.

Мариненко, стараясь не показать волнения, сказал ему:

— Догоним в надводном положении на параллельном курсе, а там и погрузимся, — и перевел рукоятки машинного телеграфа на самый полный ход.