Искатель. 1966. Выпуск №2

— Чарли! — испуганно вскричала она. — Чарли, где ты? Я тебя не вижу, сынок!

— Здесь! — Он подпрыгнул так, что свет красными бликами заметался по его телу. — Здесь я, Бабка!

Он лихорадочно разглядывал свои руки, ноги, грудь, пальцы.

— Я здесь!

У нее были такие глаза, словно она смотрела на полчища светлячков, снующих взад-вперед в пьянящем ночном воздухе.

— Чарли! Надо же, так быстро пропал! Точно колибри! Чарли, вернись, вернись ко мне!

— Да ведь я здесь! — всхлипнул он.

— Где?

— Возле костра, возле костра! И… и я себя вижу. Вовсе я не невидимый!

Старуха качала своими тощими бедрами.

— Конечно, ты видишь себя! Все невидимки видят себя. А то как бы они ели, гуляли, ходили куда-нибудь? Тронь меня, Чарли. Тронь, чтобы я знала, где ты.

Он нерешительно протянул к ней руку.

Она нарочно вздрогнула, точно испугалась, когда он коснулся ее.

— Ой!

— Нет, ты и впрямь не видишь меня? — спросил он. Правда?

— Ничего не вижу, хоть бы один волосок!

Она отыскала взглядом дерево и уставилась на него блестящими глазами, остерегаясь глядеть на мальчика.

— А ведь получилось, и как получилось! — Она восхищенно вздохнула. — Ух ты! Никогда еще я так быстро не делала невидимок! Чарли, Чарли, как ты себя чувствуешь?

— Точно вода в ручье, когда ее взбаламутишь.

— Ничего, муть осядет.

Погодя она добавила:

— Что же ты, Чарли, будешь делать теперь, когда стал невидимым?

Она буквально видела, как в его голове проносится тысяча мыслей. Приключения, рождаясь, плясали чертиками в его глазах, и широко раскрытый рот отчетливо говорил, что значит быть мальчишкой, который воображает себя подобным горному ветерку. Он заговорил, грезя наяву:

— Я стану бегать по пшенице, по полям, буду лазать на снежные горы, красть у фермеров белых кур. Буду щипать красивых девчонок, как уснут, дергать их за подвязки в классе.

Чарли глянул на Старуху, и уголком глаза она увидела, как по его лицу скользнуло что-то скверное, злое.

— И еще много кой-чего буду делать, уж я придумаю, — сказал он.

— Только не вздумай мне козни строить, — предупредила Старуха. — Я хрупкая, словно весенний лед, со мной грубо нельзя. — Она добавила: — А как насчет твоих родителей?

— Родителей?

— Не можешь же ты таким домой отправляться. Ты ж их насмерть перепугаешь! Мать так и шлепнется в обморок, будто срубленное дерево. Думаешь, ей очень надо на каждом шагу спотыкаться о тебя и поминутно звать — а ты у нее под носом!

Об этом Чарли не подумал. Он вроде чуток поостыл и даже шепнул: «Господи!» — после чего осторожно пощупал свои длинные ноги.

— Ты совсем одиноким очутишься. Люди будут смотреть прямо сквозь тебя, как сквозь стакан воды, толкать, пихать на каждом шагу — ведь тебя же не видно. А девчонки, Чарли, девчонки…

Он глотнул.

— Ну, что с ними будет?

— Ни одна из них и глядеть на тебя не захочет. Думаешь, им приятно, чтобы их целовал парень, у которого и губ-то не видать!

Чарли озабоченно ковырял землю пальцами босой ноги. Он надул губы.

— Все равно останусь невидимым, хоть немного. Уж я позабавляюсь! Ничего, я буду осторожным. Буду следить, чтобы не оказаться на пути у коней, у телег и отца. Отец, как услышит звук, тут же стреляет. — Чарли моргнул. — Ведь раз я невидимый, отец может мне добрый заряд дроби всадить, а что — подумает, белка на двор пришла, и саданет! Вот как.

Старуха кивнула дереву.

— Очень даже просто.

— Ладно, — рассудил он, — сегодня вечером я буду невидимкой, а завтра утром ты меня по-старому сделаешь, решено?

— Вот и видно, что ты пустой человек, хочешь быть тем, кем не можешь стать, — сказала Старуха жуку, ползущему по бревну.

— Это почему же? — спросил Чарли.

— А вот почему, — объяснила она, — не так-то это просто было сделать тебя невидимкой. И теперь надо время, чтобы с тебя сошла невидимость. Так же как надо время, чтобы краска сошла.

— Это ты! — вскричал он. — Ты все затеяла! И давай теперь ворожи обратно, чтоб я видимым стал!

— Тихо, — ответила Старуха, — не кричи. Само сойдет постепенно, сначала рука, потом нога.

— На что же я буду похож — бегать здесь по горам, и только одну руку видно?

— На пятикрылую птицу, порхающую среди кустов и камней.

— Или одну ногу!

— На розового кролика, снующего в зарослях.

— Или одна голова в воздухе парит!

— На волосатый шар в день карнавала!

— А сколько времени надо, чтобы я целым стал?

Она прикинула, что, пожалуй, не меньше года.

Мальчишка застонал. Оп начал хныкать, кусая губы и сжимая кулаки.

— Ты меня заворожила, это все ты, ты наделала. Теперь мне нельзя домой бежать!

Она моргнула.

— Так оставайся, побудь здесь, тебе у меня будет вот как хорошо, уж я тебя как холить стану.

— Ты нарочно это сделала! — выпалил он. — Старая карга, удержать меня задумала!

И он вдруг метнулся в кусты.

— Чарли, вернись!

Никакого ответа, только стук его ног по мягкой темной траве и приглушенное всхлипывание, быстро смолкшее вдали.

Подождав, она развела себе костер.