Искатель. 1967. Выпуск №5

Буровая Ахмадишина стояла на самом берегу Юганки. Метрах в ста несет свои ржавые воды река. Сто метров до буровой — жидкая грязь. Только настил плывет над черным жирным месивом. Сколько раз в день с буровой на буровую приходилось отмерять эти метры! Не хватает бурильного раствора, инструмент не весь подвезли… С зимы еще остались недовезенными трубы. Расстояние пустячное — полтораста метров. Трое рабочих прыгнули на трактор и поплыли по месиву. Трубы, как намыленные, соскальзывают, выскакивают из стальной петли, забиваются грязью. Тракторишко попыхтел раз-другой, поскользил гусеницами и стал погружаться в трясину. В кабину хлынула грязь. А буровая простаивает без труб, приостановился спуск колонны. Заки мечется по буровой. Трубоукладчик бы сейчас!.. И вдруг видит: идет этот самый трубоукладчик, крюк вокруг буровой дает. Побежал Заки наперерез. С буровой видно, как машет он руками, показывает, что куда подтащить надо. А парень с трубоукладчика, это тоже видно, выразительно пальцами мусолит: ваше дело — не мое; но если вы мне, то и я вам. Из другой он организации.

Сговорились — и к вечеру все трубы чистенькими лежали на настиле буровой. Побежал Заки в контору, работу оплатить. А там статьи не находится, под которую можно труд «чужих» рабочих оплачивать. Друг и шепчет на ухо: «Вы, мол, меня временно зачислите, рассчитайте и увольте». Вспыхнул Заки, аж скулы побелели, вырвал из своего кармана двадцатку или сороковку и парню сунул. Может, проснется совесть у рвача? Кое-кто посмеивался потом, кто и просто корил. Мол, и руками бы те трубы перетаскали.

Возвращается Заки с буровой, ребятишки его — Рустам и маленькая Кадрия — уже не первый сон видят. Венера, жена, молча подогретый ужин на стол ставит, не спрашивает ни о чем. Помнит, как со свадьбы еще уехал Заки на буровую, так две недели и пропадал там безвылазно. И дальше так же пошло — не столько живет муж дома, сколько гостюет, некогда и словом переброситься. Буровик…

Засыпает Заки; и кажется ему, что тут же ударяет будильник. Утро!..

И снова путь на буровую. Заки мнет в руке снежок. Весенний снег пахнет яблоком. С веток осыпаются бисеринки воды. Скоро все превратится в воду, все насытится ею — и тайга, и таежные проплешины, и топи, и дороги. Тюменская земля… С самолета только и видишь — озера, озерища, озерки, болота, синие жгуты рек и речек. Летом здесь засверкает серебро воды, а спустишься ближе, услышишь тяжелое дыхание топей — и поймешь, что такое комар и гнус. И селения все у большой воды, единственной здесь дороги. Большая вода и сейчас работает. Нефть везут реками. А вот малая вода…

— Понимаешь, Заки, дело это тонкое и рискованное — не мне тебе говорить. — Леонид Григорьевич Савва, главный инженер конторы, сосредоточенно прохаживается по кабинету. — Не мы первые и не мы последние на нем ломали шеи. Опыта по наклонным скважинам нет, а необходимость в них есть!

Да, про необходимость наклонных скважин Заки знает. Особенно здесь, в Тюмени. Не везде можно поставить вышку. Иногда ближе чем за километр-полтора не подступиться к точке — то она под озером, то в болоте. Вот и подбирайся к ней сбоку, бури наклонную.

Знает Заки, что и опыта пока ноль. Три ствола начинали и ни один не довели. Не идут наклонные скважины по тюменским породам. Чуть что — завалы, авария: все на нервах.

— Да, — Леонид Григорьевич кивает головой, — в Тюмени совсем уже не верят наклонным, ну, и нам тоже.

Думай, думай, Заки! Думай, как в бригаду придешь, что ребятам скажешь. Впрочем, ребята поймут. Ведь последнюю, вертикалку, еще и с большим ускорением прошли — и премию получили и в дело поверили. А думать надо, как ее, наклонную, вести, чтобы не случилось беды на полдороге. Не годятся существующие проекты. Плохо проектанты знали Тюмень. Скважина в тюменских глинах, как в рыхлом песке, не успеваешь до твердых дорог дойти — заваливает.

…Дрожит буровая, началось забуривание. Напевает, постукивая, дизель. Помаргивают лампочки на вышке, и вся она издали — как нарядная елочка. Глубоко уходит ее корень — скважина. Попробуй угадай, что там, под многими сотнями метров земной толщи. Пока все спокойно. Пока, а дальше что?

Мастер отходит от установки, тянет за рукав бурильщика в сторону — говорить легче, не так шумно. Все, кажется, нормально. Бурильщик даже закуривает. Достает сигарету и заправляет ее в мундштук. Мундштук и в скважине есть. Трубка — кондуктор, а в ней труба поменьше, рабочая, вроде как сигарета в мундштуке. Забавно…

— Забавно, забавно, — над столом, заваленным бумагами и синьками, спины Саввы и Ахмадишина. — А что, если все дело в кондукторе? Представляешь, Заки, все бурение будем вести вот в таком мундштуке? Пока до твердых пород не дойдем? Не на двухстах — двухстах пятидесяти метрах обрывать кондуктор, как это бывает всегда, а продлить его, скажем, до четырехсот? — Леонид Григорьевич поднимается от разрисованного листа и выжидающе смотрит на Заки: понимает ли он, понимает ли, что эта простота — тьфу, тьфу, тьфу! — грозит быть гениальной?