Искатель. 1968. Выпуск №1

— О нет, совсем рядом. Километрах в трех от Бад-Аусзее.

Хайнц внимательно смотрел на асфальт, не переставая болтать с девушкой. Шоссе было очень узким. И он обратил внимание на глубокие следы от колес тяжелых армейских грузовиков, вынужденных при встречах съезжать на обочины, где на глине четко отпечатался рисунок резиновых покрышек.

Грундльзее, как и другие озера Зальцкаммергута, которые довелось увидеть Хайнцу, поразило его своей красотой. Озеро было похоже на огромную хрустальную каплю, опрокинутую в каменную чашу между гор. В ее ровной неподвижной глади, словно в зеркале, отражались облака и бездонная синева осеннего неба.

После суетливого людского муравейника Бад-Аусзее деревушка у озера Грундль показалась Артуру словно вымершей. Только в одном месте, им пересекла дорогу лениво переваливавшаяся с боку на бок длинная череда белоснежных гусей, возвращавшихся с озера к себе на ферму.

В самом конце деревни шоссе резко сворачивало влево и уходило за сараи, в поле, которое горловиной сужалось к лесу, зажатое между скалами высоких гор.

— А там что? — поинтересовался Хайнц.

— «Чертово озеро», — вдруг помрачнев, нехотя ответила девушка. — Давайте лучше остановимся здесь. Посмотрите, Хайнц, как чудесно Грундльзее.

— Со мной вам не должен быть страшен ни черт, ни сам дьявол! — рассмеявшись, ответил Хайнц и прибавил газ. Мотоцикл взревел и мгновенно вынес их на пригорок.

Миновав последний сарай на самой окраине деревни, мотоцикл, точно на волнах, закачался на ухабистой проезжей дороге, соединявшей деревню Грундльсдорф с лесным массивом, упиравшимся боками в отвесные скалы «Мертвых гор».

Едва мотоцикл поравнялся с опушкой, как Хайнца остановил резкий и требовательный окрик: «Хальт! Ни с места! Иначе буду стрелять».

Хайнц резко затормозил и приглушил мотор.

От опушки леса отделилась фигура часового, державшего автомат наизготове.

— Документы! — властно и недружелюбно потребовал часовой, подозрительно оглядывая всю фигуру Хайнца и его спутницы. Только тут Хайнц разглядел чуть в стороне от дороги, извилистой просекой уползавшей в чащу леса, под высокой сосной импровизированный шалаш из свеженарубленных еловых веток, служивший «сторожевой будкой» для эсэсовского поста.

Под одной из еловых веток сверкнула антенна полевой рации. Часовой, переговорив с центральным постом наблюдения, вернулся к мотоциклу, где дожидались своих документов Хайнц и Анни.

— В следующий раз для своих амурных путешествий выбирай те дорогу подальше, — угрюмо буркнул эсэсовец, возвращая «любовной парочке» их удостоверения. — Иначе мы пошлем вам «воздушный поцелуй» вот из этого «ротика». — Эсэсовец приподнял дуло автомата вровень с головой Анни…

Когда опушка леса скрылась за поворотом дороги, по которой Хайнц и Анни возвращались в Бад-Аусзее, за их спиной один за другим прогремело несколько глухих взрывов, напоминавших не то горный обвал, не то раскаты грозы.

Хайнц заметил, как испуганно втянула голову в свои полные плечики его спутница.

— На «Чертовом озере»? — спросил Хайнц. Анни молча кивнула головой…

Тем же вечером Хайнц отправился в казино, размещавшееся в «Курсалоне» Бад-Аусзее. (Его он приметил, выйдя из поезда на привокзальную площадь.) Салон стоял на центральном шоссейном перекрестке. Из его окон и балконов просматривались все три дороги, пересекавшие город. Одна из них вела к озеру Топлиц, прозванному местными жителями «Чертовым», к которому Хайнцу днем так и не удалось проскочить. Лучший наблюдательный пункт трудно было подыскать.

Хайнц смешался с публикой, заполнившей казино. У стойки бара он выпил традиционную рюмку «киршен» — вишневой водки — с офицерами вермахта, никак не похожими на «лечащихся фронтовиков», но, судя по их уверенной манере держаться, завсегдатаями казино. Хайнц, однако, заметил, как их развязный тон сразу же сменился на осторожно-почтительный, как только в «Курсалон» вошел незнакомый Хайнцу седовласый господин в форме контр-адмирала.

— Разве в Бад-Аусзее бросил якорь наш доблестный флот? — хмельным голосом, простодушно улыбаясь, спросил Хайнц одного из офицеров.

— Тсс! — приложил тот палец к губам, затененным черными, подстриженными усиками «а-ля фюрер». — Адмирал Канарис тоже сидит на сухопутье…

Хайнц удивленно вытаращил глаза и залпом опрокинул рюмку.

Переходя от столика к столику, где за зеленым сукном бросала вызов судьбе и своим банковским счетам избранная курортная публика, вокруг которой словно маленькие рыбешки-лоцманы вокруг тупорылых морд акул, азартно плыли в клубах сигарного дыма разгоряченные физиономии военных, Хайнц медленно пробирался к выходу на балкон. Но когда он нажал на ручку двери, кто-то за его спиной предупредительно, но настойчиво спросил:

— Разве вы не знаете, что после девятнадцати часов выходить на балкон и поднимать шторы запрещено?

Хайнц оглянулся. Перед ним, внимательно прощупывая взглядом его лицо, стоял высокий, плечистый субъект, затянутый в черный фрак.