Искатель. 1968. Выпуск №1

— Возможно, он застраховал ее на все деньги, которые ему удалось раздобыть, и потом начал ее медленно отравлять, стараясь не оставить никаких следов. Мне кажется — учти, что это опять-таки всего лишь мое предположение, — что она обнаружила это в ту ночь, когда там до утра горел свет. Как-то догадалась или же застигла его за этим. Он потерял голову и совершил то, чего всячески пытался избежать, — убил ее, применив силу: задушил или ударил по голове. Нужно было с ходу придумать, что делать дальше. Обстоятельства благоприятствовали ему. Вспомнив о верхней квартире, он поднялся туда и осмотрелся. Там только что кончили делать пол, цемент еще не успел затвердеть и вокруг было много материала. Он выдолбил в полу яму, достаточно большую, чтобы вместить ее тело, положил ее туда, замешал свежий цемент и замуровал ее, возможно даже на один- два дюйма повысив уровень пола, чтобы получше спрятать ее. Вечный гроб без запаха. На следующий день вернулись рабочие и, ничего не заметив, положили поверх этого пробковый слой — он и цемент-то, наверное, заравнивал одним из их мастерков. Потом он, не мешкая, отправил в деревню свою сообщницу с ключами от сундука — примерно в то же место, где отдыхала несколько лет назад его жена, но на другую ферму, где ее не могли бы узнать. Послал вслед за ней сундук и бросил в свой ящик старую почтовую открытку с расплывшейся датой. Не исключено, что через одну-две недели она бы «покончила с собой», как Анна Торвальд, доведенная до отчаяния болезнью. Написав ему прощальную записку и оставив свою одежду на берегу какого-нибудь глубокого водоема. Это было рискованно, но, возможно, им все-таки удалось бы получить за это страховую премию.

В девять Войн и все остальные ушли. Я остался в кресле, слишком возбужденный, чтобы заснуть. Вошел Сзм и сообщил:

— Тут к вам док Престон.

Он появился, потирая по своему обыкновению руки.

— Пора, пожалуй, снять с вашей ноги этот гипс. Представляю, как вам надоело сидеть целыми днями без дела.

Перевела с английского С.Васильева

Е. Дорош Фрунзе освобождает Крым

Впервые очерк был опубликован в журнале «Пионер в 1941 году.

По воспоминаниям бывшего адъютанта М. В. Фрунзе тов. Сиротинского.

Рисунки С. ПРУСОВА

Красная Армия очистила Северную Таврию от белых войск и остановилась перед главными укреплениями Крыма, за которыми сидел барон Врангель. Фрунзе приехал в Строгановку. Нищая рыбацкая деревушка стыла на ветру почти у самой воды залива. В одной из хат разместился полевой штаб Фрунзе. Но командующий фронтом не задержался в штабе: ему подали коня, и он отправился к войскам.

Было еще очень рано. Серое небо дымилось над серой водой Сиваша — Гнилого моря, как называют его иначе. Перекопская равнина, еще одетая травой, была запорошена инеем. Над равниной стлался пар: это дышали многие тысячи людей, спавшие на земле. Когда Фрунзе приближался, они вскакивали и становились в строй. Косматый иней свисал с папах, с бровей и усов, а шинели были совсем белые. На месте, где спали красноармейцы, остались отпечатки множества тел. Вскоре вся степь ощетинилась полками, среди которых ехал Фрунзе. Он поднял руку, приветствуя бойцов.

И хотя все они отвечали одинаково, как требует Устав, но каждый в мыслях своих по-своему здоровался с командующим.

— Здравствуй, Арсений! — с нежностью произносили ивановские и шуйские ткачи, потому что для них он по-прежнему был Арсением, светловолосым и синеглазым парнем, который под этой кличкой начинал свою революционную деятельность в Иванове и Шуе.

— Здравия желаем, товарищ Михайлов! — отрубали бородатые фронтовики: они узнавали в нем агитатора- большевика, известного им еще по германскому фронту, где он вел пропаганду среди солдат.

— Доброго здоровья, Михаил Василич, — говорили красноармейцы, под водительством Фрунзе разбившие Колчака.

— Салям, Фрунзе! — восклицали туркмены. Они приехали сюда по призыву командующего, с которым успели сдружиться за время его работы в Средней Азия.

А те из бойцов, что видели Фрунзе впервые, просто глядели на него.

Он был невысокого роста, но крепкий и ловко сидел в седле. На нем была простая солдатская шинель и высокая мерлушковая папаха, чуть сдвинутая набекрень. Холодный ветер зажег румянец на его щеках, окаймленных мягкой каштановой бородой. Добрые глаза улыбались.

— Товарищи, — говорил он бойцам, — я обещал Ленину, что к зиме Крым будет советским.

— Даешь Крым! — кричали бойцы.

Крик этот катился над седой и мохнатой степью, над серой полосой воды и достигал укрепленных твердынь Крыма.

Весь день объезжал Фрунзе полки. Он увидел, что бойцы слабо вооружены и плохо одеты, но дисциплинированны и рвутся в бой. Вечером он вернулся в штаб, разостлал на столе карту Крымского полуострова и сказал адъютанту:

— Пожалуйста, устройте так, чтобы мне не мешали.