Искатель. 1968. Выпуск №2

— Он помолчал, смотря прямо перед собой. Что-то он видел там такое, невидное нам, потому что улыбался удовлетворенно; не то чтобы свысока, но и с большим достоинством, видимо одобряя природу как равный. — Хотелось бы, — с легким вздохом заговорил он затем опять, — рассказывать покороче, да какой из меня… новеллист?! Вот выразил мысль: нигде больше такие сосны не растут — и соврал. Прекрасно растут, по от этого — такая каша заваривается… Ужас! Около Баку, в Азизбековском районе, есть деревенька Шувеляны. И там, на нефтяной земле Апшерона, под каленым солнцем, в условиях прямо противоположных эльдарским, растут три эльдарские сосны… Как три? Почему три? Курам на смех — три! Они совсем еще молоды: по полувеку, чуть более. Откуда они тут взялись? Ветром с Эльдара занесло? Вот подите ж, недаром говорят: «Заблудился в трех соснах». Заблудишься! Три дерева. Все плечо к плечу, одного роста. У всех трех поперечник на высоте груди — как лесоводы-то меряют! — сантиметров сорок пять, чуть больше: ровесники. Объяснить эту загадку надо чем-нибудь, а? Ботаники — народ дотошный, товарищ бывший великий немой! Нюхали, бегали, дознались. Восемьдесят лет назад, в 1886 году, все эти три могучие дерева принес в Шувеляны в своей торбе паломника богомольный тамошний обитатель, убеленный сединами старец, да будет к нему милостив его аллах, Сеид-Гуссейн Вагабов. Вообразите, принес из дальних мест, пешком за сотни километров… Шел по горам и долам, увидел возле святого места рощицу необыкновенных сосен, вспомнил, что дома таких пушистых красавиц нет, и понес с собой на Апшерон зеленое благословение чужой страны… Э, говорите что хотите — умиляет и восхищает меня эта благоговейная любовь населения спаленных зноем стран Востока к дереву. Как подумаю: восьмидесятые годы прошлого века; ни железных дорог в этих местах, ни шоссе с автобусами, грязные караван-сараи на перекрестках; внутри еще опаснее, чем снаружи. И идет по-над Каспием старый гаджи с шафранной бородой и несет в мешке за плечами трех сосновых детенышей. Откуда несет? С Эльдара? Вот теперь-то и начинается смешная история: из Шахсувара, в Персии, несет, возле Решта! Ах, из Решта?! Так, значит, сосны эти не эльдарские? В том-то и дело, дорогие друзья, что — эль-дарские. Вот какой получается детектив!

— Товарищ директор! — сладким голоском проговорил человек в кожанке, он же киносценарист. — Не теряйте времени: плюньте на ботанику, займитесь литературой! В вас же талант пропадает! Хотя ваша наука, конечно, тоже, может быть…

Директор посмотрел на него, погрозил пальцем…

— А что? Думаете — пустяки? Брат на брата восстал у нас в ботанике. Если шувелянские сосны — эльдарские, то как они туда могли попасть; азербайджанцы в Грузию к святым местам не ходили. Если они шахсуварские, так тогда надо еще доказать, что родина их не Алеппо: и то, и другое в Малой Азии. Да, но какие же они алеппские: у алеппчанок хвоя мягкая, пупок на шишках выпуклый. Вы, может быть, и спутали бы: дендролог — нет. А ведь все это, ох, как важно! Если эльдарская сосна растет в Иране, может быть, всю географию растения этих мест надо пересматривать! А чего доброго, и геология может затрещать… Вот вам и «сбежистые — муклые», дорогие друзья-лесоводы! Курить будем, товарищи? Теперь я во вкус вошел — до конца далеко!

Закурили — директор и я; сценарист не только не закурил, но даже начал брезгливо отмахивать записной книжкой от себя наш дым: фу, какая мерзость!

— Ну, так или иначе, — продолжил рассказчик, — распутали и эту загадку. Установили: у Гуссейна Вагабова, видно, был предтеча — там, в веках; может быть, еще при Ильясе Низами. Он ездил из своей Персии в Азербайджан, в Грузию и позаботился увезти к себе на родину сосну из Эльдара — может быть, семена, а возможно, и саженцы… Так «или иначе», эльдарка перебралась в Иран и укоренилась там. Оттуда перекочевала под Баку и здесь превосходно устроилась. В трех совершенно различных местах! Какова жизненная стойкость, какова упругость и пластичность этой породы, ее приспособляемость к любым условиям! Чего-нибудь да стоят прожитые миллионы лет… А еще находятся невежды: «Осколок разбитого вдребезги!», «Вымирающий вид!», «Бронтозавр флоры!» Черта с два «бронтозавр»! Вон они — перед вами тут, среди Каракумов… Растут, голубушки, да еще как растут! Полтора десятка лет отхлопали. Смотреть — душа радуется…

Директор легко, как на пружинах, вскочил со скамьи. На его лице не осталось и тени малярийной флегмы. На скамье ему было за пятьдесят, теперь под сорок. Он энергично «помыл руки» одну о другую. Видно было — они у него чешутся: хотят копаться в известковой, старой и вместе с тем заново рождающейся к новой жизни земле этой страны. Нащупывать в ней нежные мочки корней. Выращивать на пей золотые грузики впервые акклиматизированных тут лимонов. Помогать расти эльдарскнм соснам, индусскому лотосу, нильскому папирусу — всем, всем, всем переселенцам…