— Надо экспериментировать! — неожиданно не согласился киночеловек. — Должен же быть творческий риск
Он быстро и убористо записывал в своей книжке; даже не поднял головы, но высказывание его прозвучало весьма назидательно, и директор глянул на него с удивлением.
— Эксперимент — милое дело… — примирительно согласился он: — Прислали мне тут одного спеца на лимоны.
Говорит: «Главное — эксперимент!* — «Чудесно, — говорю, — коллега. Как же именно вы над лимоном собираетесь экспериментировать?» — «А очень, — отвечает, — просто. Посажу его в грунт и начну над ним проделывать разные фигации». Слыхали? Уже и термин заранее подобрал. Ну, это вы меня в сторону оттеснили. Так вот, прелестно… Значит, сильвестрис — сосна обыкновенная — отказывается. Интересуемся другими видами. Возьмем пицундскую ветеранку, ровесницу мамонтов и динотериев. Ее сюда? Опять не получается. Вы там бывали, около Гагры? Так она и растет, у самого синего моря… А от нас что до моря, что до неба — одинаково. Мечтой о воде ее не напоишь. Теперь крымчанка, пинус ларицио. Далее — алеппская горная сосна… Ничего не выходит. Средняя Азия не шутка. Не хотят. Не могут. А нужно. Так как же быть?
Директор сада призадумался и умолк. С благожелательностью, может быть, только самую чуточку иронической, он взирал, как вечное перо человечка в кожанке быстро бегает по листикам меловой бумаги, как ловко управляются с тем и другим маленькие чистые руки, этого шустрого товарища… Он потянулся было и снял у того с рукава еще какую-то насекомую мелочь, но тотчас же вынул платок и стал вытирать пальцы: от них на светло-коричневой замше остались землистые следы.
— Не огорчайтесь, товарищ из кино! — стараясь загладить содеянное, проговорил директор, сунув платок в карман и дочищая свои руки прямо о брючную чертову кожу. — Рябь здорового смеха приближается…
Кинодраматург воспитанно кивнул головой, полуприкрыл книжку и ее краешками, в свою очередь, осторожненько досмахнул ашхабадскую почву с заграничной поверхности своей куртки.
— Я весь внимание, майнэ геррен! — ответил он. — То, что я хочу рассказать, — мгновенно забывая о нем, продолжал директор, — бог его ведает, смешно ли оно? Кому как… Мы-то тут «так хохотали, так хохотали» — у меня здесь девиц целый курятник. А оно скорее любопытно. И поучительно. Очень мне хотелось бы, чтобы люди поразмыслили, всегда ли стоит с природой в жмурки играть, и не случится ли, что она возьмет да и перехитрит нас? Есть такое место: Эльдар. Это на границе Грузии и Азербайджана: горное урочище такое. Не знаю, чем славно оно в истории этих стран. Для нас оно знаменито своей сосной. Нагорье. Климат сух: Ширакская горная степь. Летом жарища, зимой более чем прохладно. Почва… Да вроде, знаете, нашей… И вот в этом самом Эльдаре, буквально уж «на горной вершине стоит одиноко сосна»… Не в том смысле, конечно, что одно дерево, а вот как теперь на вывесках стали писать: «Птица», «Яйцо». В собирательном значении: этакая роща, около двух тысяч деревьев. Что в этой роще особенного? Да все. То, что другой такой нет во всем мире. Эльдарская сосна только возле Эльдара и растет. Растет уже не первый миллион лет… Нет, вы представьте это себе ясно — Эльдар некогда лежал на морском берегу, как теперь Пицунда. Тогда сосна эта и поселилась тут, как в тысяче других мест. А потом протекли эшелоны лет… Да какое там протекли! Морское побережье стало горной страной, взгромоздилось на восемьсот метров над нынешним морем… Воображаете, каково это было, когда Кавказ вспучивался? А эта земная плесень, этот зеленый налет на теле планеты выстоял, удержался, поднялся, как на лифте, на такую высоту! Эльдарская сосна живет! Растет… Каких-нибудь двадцать гектаров отвоевали для себя эти могикане, но остались стоять. Прекрасные деревья, в десятки метров высоты, крепкие, красивые, и какие же закаленные великаны, если им нипочем оказались целые геологические эпохи!..