Искатель. 1969. Выпуск №1

Странные, заваленные снегом станции ковыляли за окном вагона: Шарья, Шекшима, Якшанга. Потом Котлас. Соседи мои за дорогу пропились и теперь думали о жизни. На какой-то станции, не помню, вышел я и купил им бутылку водки. Поставил на стол: похмелка. Но грубые эти люди вдруг стали отнекиваться, бонтон развели, прямо пай-мальчики, которых пихают на неслыханное преступление среди бела дня. Наконец тот, здоровый, сказал: «Ладно. Свой парень. Можно».

Выпили они эту поллитровку, и здоровый опять скомандовал: «Ша! К вечеру трезвыми быть». И всем скопом стали они интересоваться моими планами на жизнь на ближайшие пятьсот лет. Вагон дребезжал и качался, лес плыл и плыл за окошком; и в спертом духе того бесплацкартного вагона впервые я стал постигать бескорыстную радость случайного общения с людьми. Ехали мужички рубить лес по договору, уже не в первый раз, и мне предложили податься с ними, не за то, что водку поставил, а душевно: подумай, мол, если некуда, то давай с нами, дело проверенное. Но не для этого я бросал институт. Леса же я по горло за свою жизнь насмотрелся и потому отказался.

Здоровый сказал:

— Достань листочек и карандаш. Вот тебе адрес на первое время. Дарья Никифоровна. Понимающая старушка.

Я записал адрес. Прибыли мы вечером в Мурманск, и мужички взяли фанерные чемоданы с замочками, замотанные пилы, топоры и пошли, самостоятельные люди-добытчики.

Я потолкался на вокзале среди народа, лежащего вповалку на желтых вокзальных диванах с титлом НКПС.

Почему-то казалось мне, что самостоятельную жизнь надо начинать с гостиничной койки. Но в вестибюлях гостиниц сидели на чемоданах люди и безнадежно смотрели в пол.

Так очутился я на 2-й Перевозной улице по адресу, что дали лесорубные мужики. Здесь была окраина деревенского типа. Стояли деревянные дома. Из труб шел в морозное небо дым. Лаяли собаки. Темнело.

Дарья Никифоровна долго меня не впускала, расспрашивала через дверку: «Кто? Зачем? Кто сказал адрес? Как зовут? Откуда приехал?» Точь-в-точь как наши деревенские бабы, у которых, если заблудился, лучше дорогу не спрашивать; расспросят, кто, откуда, чей, зачем ходил, а потом скажут: «И не знаю, милый, что тебе посоветовать, иди по этой дорожке или вон по той, а уж как лучше, дак я не знаю…»

Наконец я взвыл:

— Вятский я. Из села. Переночевать хоть пустите, не замерзать же мне…

— Вятска-ай, — сказали за дверкой. — Чего сразу-то не сказал, я ведь тоже вятская. — И открыла мне дверь, как будто я десять уж минут не толковал ей про свое село и про мужиков, которые направили, и про все остальное.

Прошли мы в комнату. Она лампу вывернула, чтоб было посветлее. Смотрю — старушонка в платке пуховом, в валенках.

— Я чего не пускала-то, — говорит, — слушала, не пьяный ли. Мужики, которые лес рубят, всегда в городе пьют, а я их ругаю. Всю ночь с ними не спишь, все ругаешь. А то деньги отнимешь, сколько хлопот-то.

— Трезвый. И денег у меня мало, нечего отымать. Я работу искать приехал.

— Работу-то чего искать, — говорит она. — Работы кругом полно, все заборы объявлениями завешаны.

НЕПРИКАЯННОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ

Простая как мяч морская задача с мячиковой же легкостью отскочила от проходной мурманского порта.

Потом уж осенило: раз есть море и порт, то должна быть в городе какая-нибудь фирма, которая вербует людей на палубу.

Так добрался я до конторы Мурманского пароходства и за какие-нибудь пять-шесть часов коридорных ожиданий выяснил, что шансов на морскую жизнь у меня мало, совсем почти нет, ибо я не имею:

Матросской книжки для загранплавания.

Таковой же для местного плавания.

Местной прописки.

Я начал слоняться по мурманским улицам. От порта, в который меня так тянуло, видел только проходную, дальше нет хода, а от поисков работы — только объявления: требуются каменщики, монтажники, специалисты по двигателям внутреннего сгорания, бухгалтеры-экономисты, штукатуры, продавцы. Как яркая приманка, как талон на роскошную жизнь, раздельным шрифтом набиралось: «Одинокие обеспечиваются общежитием». «Женатым куда деваться?» — думал я с потрясающим юмором.

Все в этом городе дышало морем. Я встречал на улицах пижонистых морячков, в которых сквозь пижонство и заграничное барахло проглядывало таинство ночных вахт. Плотно бродили по улицам рыбаки — трудяги океана.

НОВЫЙ ЗНАКОМЫЙ

— Скажу тебе капитально, — вымолвил новый мой друг, по имени Вася, со странной фамилией Прозрачный. — До реки Колымы я не добирался. От Владика до Мурманска всюду прошел, но туда не доехал. Хошь, завербуемся?

— Давай, — охотно сказал я. — Где?

— Это надо капитально обдумать, — сказал, сам себе возражая, Вася.

Познакомился я с ним в столовой. Сидел напротив меня человек, ел жареную треску и с изумлением разглядывал все кругом, в том числе и меня. Позднее я понял, что ему вообще нравится смотреть на жизнь с изумлением, хотя и прошел он «от Владика до Мурманска». Свое жизненное кредо он объяснял просто: «С моими руками меня везде ждут».