— Чуть-чуть не считается, — попытался улыбнуться Крафт. Он уже потерял много крови, его покидали силы. — Бюст… Торопитесь. Фашисты напали на наш след еще в Вене и оттуда вели погоню… Может быть, вслед за этими грузовиками идут другие…
Последнее, что увидел Крафт, теряя сознание, были лица его боевых соратников по грюнбахскому подполью, шахтеров Ивана и Петра. Но ему казалось, что начинается бред…
— Как же это ты, дружище? — осторожно укладывая тяжелораненого на носилки, которые быстро смастерили партизаны, шептал Иван. — Вот и довелось свидеться, браток… Не уберегся только…
— Манфред, Карел, вы понесете раненого на базу, — приказал командир. — Выступайте немедленно. Мы еще можем спасти его!
Петр заботливо укрыл Крафта курткой. Партизаны осторожно подняли носилки и скрылись в чаще леса.
На дне кювета партизаны нашли остальных товарищей Крафта. В стиснутой, застывшей руке Кернау так и остались несколько патронов — не успел загнать их в магазин своего автомата. Рядом лежал убитый Гюнтер.
Тело Роберта казалось бездыханным. Но следов ранений не было видно. Один из партизан разорвал ворот рубахи и приложил ухо к груди юноши.
— Жив!
Иван подхватил, приподнял Роберта, разжал его зубы и влил из фляги немного рома.
Роберт поперхнулся, застонал и открыл глаза.
— Ты? Иван…
Партизаны подняли его на ноги. Взрыв гранаты, брошенной эсэсовцами, оглушил Роберта. Его одежду во многих местах вспороли осколки, но, к счастью, самого не задели.
— Где бюст Ленина? — заговорил Роберт, едва придя в себя.
Он сделал движение к ручью, журчавшему рядом с дорогой.
— Не волнуйся, Роберт, гляди! — сдержал его Иван.
Шатаясь, юноша все же сделал несколько шагов навстречу партизанам. Они уже несли драгоценную скульптуру, завернутую в брезент.
— Когда эсэсовцы подбили наш грузовик и мы заняли здесь круговую оборону, Крафт приказал зарыть бюст, — сбивчиво рассказывал Роберт. — Ведь вы могли и не подоспеть.
Он не успел договорить. Со стороны шоссе донесся отдаленный шум моторов. Шум нарастал и креп. Спустя несколько минут к командиру подбежал один из партизан, которого выслали на разведку к выходу из ущелья.
— Гитлеровцы! Два грузовика!
— Немедленно отходить! Я и еще двое задержим фашистов здесь, пока остальные не поднимутся к перевалу, а там они уже не достанут…
— Разрешите остаться с вами, товарищ командир? — Иван шагнул вперед, сжимая ручной пулемет. И тут же рядом с ним встали шеренгой все партизаны.
— Хорошо, останутся Иван и Зигмунд. Ты, Петр, возьмешь бюст вместе с Яношем, пойдете впереди. На подъеме вас будут по очереди сменять, да почаще, главное — быстрее к вершине!
Петр бросился к Ивану. Они обнялись: свидятся ли? Но мешкать было нельзя. Петр накинул на плечи лямки брезентовых носилок, которые партизаны еще на базе смастерили для переноски тяжелой бронзовой скульптуры. С ним в пару стал будапештский рабочий Янош. Вскоре партизанская цепочка скрылась в придорожном кустарнике, начав восхождение к перевалу.
…Уже второй час длился марш-бросок отходивших на базу партизан. Снизу, из ущелья, то вспыхивая, то затухая, доносилась стрельба.
Всякий раз, когда Роберт останавливался, чтобы перевести дыхание — из-за контузии он с трудом преодолевал головокружение, которое усилилось с высотой, — юноша оглядывался назад, напряженно вслушивался в эхо арьергардного боя.
Роберт нагнал носилки, в которых по-прежнему без сознания лежал Крафт. Он бредил. Его правая рука свесилась и раскачивалась в такт шагу партизан. Роберту сейчас казалось, будто его командир и наставник все еще в пылу боя — так же как и там, в ущелье, на берегу холодного горного потока, он бросает отрывистые слова команды, подбадривает товарищей, шутит, зло смеется над трусливыми повадками врага, заживает подпольщиков неукротимой ненавистью к врагу.
Роберт услышал, как в бреду Крафт называет имена своих боевых соратников, зовет Гротта, Вайса, Мари, Кернау. Впервые за последние сутки молодой подпольщик ощутил с необычайной ясностью и полнотой, какую глубокую борозду в его жизни вспахал острый лемех событий, как в его душе, возмужавшей, повзрослевшей, опаленной порохом антифашистской борьбы, взошли, пустили крепкие корни семена того видения мира, которыми щедро одарил шахтерского юношу немецкий коммунист Крафт!
Приближался перевал. Лес кончился. Только кое-где еще к скалам карабкались приземистые ели, упрямо цеплялись скрюченными ветками за камни.
Подуло холодным, пронизывающим ветром. Высокогорный ледник и в июньский зной обжигал легкие простудной изморозью. Трава от нее рыжела, листья голубики заиндевели. Лишь форель сверкала радужными молниями в истоках горных рек, струившихся из-под ледников, радуясь студеной чистоте протоков. Роберт неожиданно вспомнил, как вместе с Крафтом взобрался он вот на такую же заоблачную высь там, за шахтой Грюнбаха. Тогда ему думалось, что он поднялся на самую высокую вершину своей жизни!. Он уходил тогда на свой первый бой с фашизмом, на первую партизанскую операцию…