Роберт вдруг почувствовал, как вздрогнула рука Крафта. Крафт открыл глаза и что-то прошептал. Партизаны остановились и бережно опустили носилки.
— Откройте бюст, — с трудом проговорил Крафт и попытался приподняться на локтях.
Петр и Янош сняли с плеч ремни и опустили завернутый в брезент бюст на гранитную глыбу.
Лучи заходящего солнца в этот час уже освещали лишь вершины Альп, высвечивали на них снега и ледники рубиновым цветом, переходившим в густо-лиловый, потом иссиня-фиолетовый — там, где из ущелий поднималась глубокая тень ночи.
Партизаны полукольцом окружили гранитный постамент, высеченный великим скульптором — природой. Взволнованно ждали, когда спадет брезент.
«Правильно решил Крафт, — подумал Петр. — Перед решающим броском приказал расчехлить наше знамя!»
— Ты слышишь меня, Роберт? — теряя силы, прошептал Крафт.
Глотая слезы, юноша опустился рядом с раненым на колени, приподнял его повыше, чтобы Крафт лучше видел бюст. И снова и снова, глядя на бледное лицо своего старшего друга, Роберт мысленно возвращался ко всем этапам этой отважной подпольной эстафеты, к жестокому поединку с гестапо, фашистским рейхом, который они начали еще там, на шахте в Грюнбахе.
Брезент упал на гранит, словно плащ-палатка, сброшенная с плеч солдата. Последние луни солнца скользнули по бронзе, запламенели, будто отблесками военных пожарищ, что бушевали на тысячекилометровых фронтах беспримерной в истории битвы, отразились, заискрились на стволах партизанского оружия.
И, словно салютуя вождю мирового пролетариата, там, где давал, свой решительный бой фашистам партизанский арьергард, прогремели раскаты противотанковых гранат и очереди партизанских автоматов.
Быть может, трем смельчакам еще довелось увидеть, как на самом гребне горы снова развернулась стальная шеренга бесстрашных воинов-интернационалистов, подняла как знамя спасенный бюст Ленина и двинулась дальше, к вершине…