Искатель. 1971. Выпуск №4

— Ее нет, — сказала хозяйка, удивленно разглядывая букет, завернутый в целлофан.

— Где же она?

— Не знаю. Она ничего не говорила. Если ее в школе нет, значит, наверное, поехала в Софию к матери.

— Ладно, — сказал я. — Пойду в школу. А если она тем временем вернется, скажите, что ее хотел видеть Антонов и что он зайдет еще раз. Кстати, где школа?

Хозяйка охотно и толково объяснила мне, как пройти к школе, все еще удивленно разглядывая букет. Можно подумать, что она впервые видит гладиолусы.

Моей знакомой не было и в школе. Повторная проверка показала, что домой она не возвращалась. Самым правильным было бы отправиться в обратный путь. Хорошо, а цветы? Одна мысль, что мне придется опять ехать в поезде и трамваях с этим огромным сентиментальным букетом, приводила меня в ужас. Можно было бы, конечно, швырнуть его в урну. Но это показалось мне проявлением малодушия. Этот букет принадлежал не мне. Он принадлежал ей — в этом вся загвоздка!

Я зашел в кафе, сел у окна и, не отрываясь, смотрел на улицу, ведущую к вокзалу. Молодые люди, сидевшие за столиком напротив, глядели на меня не без злорадства: «Ждет, дуралей, а она не идет». Я встал и вышел из кафе, прошелся еще раз по улицам, делая вид, будто внимательно изучаю город — славный центр героического шахтерского края. Но всю картину портил букет: кто же изучает шахтерский край с букетом гладиолусов в руке?

Настало время обеда, и это несколько облегчило мое положение. Я зашел в ресторан и хотел было сдать цветы в гардероб, но оказалось, что их некуда положить. Итак, букет стоял передо мной на столе. И опять-таки на меня были обращены многозначительные взгляды и полуулыбки, тем более откровенные, что сидел я там порядочно времени. Нужно было снова изменить место моей дислокации. Третья проверка в доме — и третья неудача. После этого снова прогулка по улицам и изучение шахтерского края. Я уверен, что весь город меня запомнил. «Этот, с букетом», — говорили они, наверное, когда речь заходила обо мне. Милиционер на площади не раз провожал меня подозрительным взглядом.

Начало темнеть. Ночь даст прибежище страдальцу! А главное, укроет букет от косых взглядов. Более того, для прогулок туда-сюда я выбрал самую темную улицу в городе. После последней безрезультатной проверки в доме вышеупомянутой особы я решил наконец пойти на вокзал.

Вокзал был ярко освещен. Только что подошел поезд, и люди высыпали на привокзальную площадь. Я поискал глазами укромное местечко, где я мог бы пересидеть до его отправления, как вдруг услышал знакомый голос:

— Боже мой, Петр!

— Да, — подтвердил я. — Это я.

— Бедненький! Ты здесь давно?

— Да нет, с утра.

Тут моя знакомая заметила, что у меня заняты руки.

— Какие красивые цветы… — сказала она, хотя букет походил сейчас скорее на веник.

— Это тебе, — сказал я торжественно.

Знакомая была, очевидно, растрогана, хотя и не показала виду, за что я ей сердечно благодарен. Она никак не могла поверить, что я здесь, рядом с ней, на перникском вокзале. И это было вполне обоснованно: с тех пор как я пообещал ей, что приеду через день-другой, прошло несколько месяцев.

Посовещавшись, мы решили, что можем пообедать в ресторане. Обратный путь был для меня маленьким триумфом. Я уже не избегал освещенных мест и взглядов туземцев. Напротив! Смотрите сколько угодно. Встреча, как видите, состоялась.

Да, встреча состоялась. Удовлетворенно отметив это про себя, я взглянул в окно. Темнеет. А у меня еще столько дел. Я посмотрел на часы, поднялся, надел плащ и натянул на глаза шляпу, чтобы все знали, что меня ждут серьезные намерения, а не сентиментальная экскурсия в прошлое.

Я ступил на другой путь, который именовался «Танев».

ГЛАВА 3

Выбравшись из густой толпы на улицу Георгия Димитрова, я оказался наконец на площади перед мавзолеем. Когда-то здесь была тесная улочка, отделявшая городской парк от дворцового. Потом за крутым поворотом глазам открывался известный бульвар Царя-Освободителя, начинавшийся рестораном «Элита», традиционным блюдом которого был жареный поросенок. Это заведение так и осталось для меня манящей загадкой, поскольку мне никогда не посчастливилось заглянуть за двери с окошечками — они всегда были закрыты белыми занавесками.