Далее шли кафе-кондитерские, витрины которых были открыты для взглядов прохожих. Только благодаря этому кафе имели посетителей, потому что многие приходили сюда для того, чтобы, как говорится, себя показать и других посмотреть. На расстоянии метров двухсот друг от друга находились четыре самые шикарные кондитерские города: «Болгария», потом «Савой», «София» и напротив них — «Царь-Освободитель». За витринами этих заведений, словно в четырех громадных аквариумах, собирались самые богатые жители этого города. Или самые известные. В «Болгарии» перед чашечками с турецким кофе вели свои бесконечные разговоры политиканы и аферисты. Тут же обычно находились и иностранные гости, привносившие определенную экзотику в атмосферу местных сплетен. Гостями чаще всего были некогда известные, а ныне забытые артисты и шпионы всех мастей, путешествующие по Востоку в качестве «лекторов». Когда на входной двери в учительскую кассу[5] появлялось объявление «Вход свободный», юношеское любопытство увлекало меня туда — послушать кого-нибудь из этих «лекторов». Слышал я одного американского «мыслителя», распинавшегося о «Христианской науке, или Пути к спасению». В другой раз отставной полковник Интеллидженс сервис очень увлекательно рассказывал о «Джоне Мильтоне, или Тоске о потерянном рае», имея, наверное, в виду утраченное английское влияние на Востоке.
Публика в «Савое» была еще более пестрой. Сюда ходили преимущественно женщины. Они сидели в небрежно-элегантных позах. Их ноги в блестящих оранжевых чулках были, казалось, вылиты из меди и тщательно отполированы. Вместо лиц у них были белые маски — в то время пудру не экономили. И на этом мучном фоне выделялись кричаще-красные губы, вырисованные непременно в форме сердца, а-ля Марта Эггерт. В следующем аквариуме — в «Софии» — было три этажа. Его завсегдатаями были маменькины сынки и дочки, здесь был оркестр, здесь танцевали.
В «Царе-Освободителе» собирались писатели, художники и другие интеллектуалы, многие из которых с утра занимались добыванием денег на единственную чашечку кофе, которую они потом и смаковали целый день.
На бульваре всегда царило какое-то нервное оживление. Парни и девушки двигались двумя встречными потоками, критически оглядывая друг друга. Слышались отдельные реплики: «Где будете вечером?», «Дай пятерку до завтра», «Подбрось мелочишку». В толпе шмыгали мальчишки — продавцы газет, крича до хрипоты: «Новая победа Роммеля!», «Самоубийство двух влюбленных на Горнобанском шоссе!», «С завтрашнего дня новые цены на масло и сахар!» А мимо мчались «мерседесы» нуворишей и серо-зеленые «опели» немецких офицеров.
Я свернул на улицу Раковского, удивляясь, почему это на меня повеяло прошлым. Причина скорее всего крылась в том, что я шел на встречу с одним из героев этого прошлого — с неким Лазарем Таневым. Я догадывался, что увижу отнюдь не лощеного денди. С ним наверняка произошли такие же перемены, как с заведением, мимо которого я как раз проходил: некогда здесь находился фешенебельный «Максим-бар», а теперь тут, наверное, обыкновенная столовая для служащих.
Сумерки сгущались. Я шел среди молодежи, которой сейчас было не до переменчивой судьбы улиц. К моим воспоминаниям о прошлом прибавились неприятности сегодняшнего дня. На сердце было тяжело, как ученику, который идет в школу, не приготовив урока. Танев, безусловно, хитрая лиса, а я иду к нему, не зная как следует, в чем он сильнее, а где может и поскользнуться. Такие импровизированные встречи обычно не дают желаемых результатов: вместо того чтобы заставить человека раскрыться, ты можешь его преждевременно спугнуть, и он будет увиливать, юлить и маскироваться. Но, на беду, другого выхода у меня сейчас нет. Когда в меню есть одна тушеная фасоль, бессмысленно заказывать индейку с каштанами.
Он жил в старом солидном четырехэтажном доме недалеко от центра и занимал квартиру в бельэтаже. К тому же его окружали женщины, о чем свидетельствовала табличка на двери:
Лазарь Танев — звонить 1 раз
Вера Танева — звонить 2 раза
Мими Петрова — звонить 3 раза.
В соответствии с этим звоню один раз и, ожидая, разглядываю выключатель. Он старомодный, но вполне исправный. Опасности стать жертвой электрического тока нет. Зато есть другая опасность — на лестнице сильно сквозит. Это заставляет меня вторично нажать на кнопку. Ну-ка поторапливайтесь, господин Танев.
Танев, однако, отнюдь не торопился. Странно. Он как будто мне ничего не должен. Разве что объяснить несколько деталей. А вот ведь не открывает.
«Нестрашно, — сказал я себе, — будем действовать по порядку номеров». И снова позвонил, теперь уже два раза. Через несколько секунд послышался четкий стук женских каблуков, щелкнул замок, и на пороге появилась красивая молодая женщина.
— Товарищ Танева?
Женщина кивнула и несколько испуганно оглядела меня. Не потому ли, что свет на лестнице погас и в темноте мое лицо показалось ей подозрительным? Я постарался успокоить ее, показав свое удостоверение.